Книга Серый кардинал - Дик Фрэнсис

Уже давно перевалило за шесть, когда мы добрались до площади, которая к этому времени почти опустела, и все окружавшие ее магазины закрылись.

Когда я затормозил машину Кристэл, позднее предвечернее солнце заливало мягким золотистым светом асфальт.

В офисе горел приглушенный свет, но людей не было. Я отпер дверь и на столе Мервина Тэка нашел записку, лежавшую на виду:

"«Рейнджровер в ремонтной мастерской Руддов. Они тщательно все проверили и никаких неисправностей не нашли».

Глава 4

Надо бы ожидать, что отец, потративший столько нервной энергии на спектакль длиной в день, заработал вечерний отдых. Так думал я. Но во мне еще только чуть-чуть начали просыпаться жизненные силы, которые требуются от человека, собравшегося быть слугой общества. Вроде бы даже не перезаряжая батареи, отец отправился на другой марафон рукопожатий и улыбок. На этот раз не в торжественно освещенном многоцелевом зале «Спящего дракона», а в гораздо более скромном месте, которое обычно использовалось как площадка для занятий пятилетних детей в отдаленных от центра районах Хупуэстерна.

Там на стенах висели доски с пришпиленными детскими попытками рисовать. В основном тонкие фигуры с большими головами и острыми волосами, торчавшими, как змеи Медузы Горгоны. Рисунки дополняли простые призывы «не бегать» и «подними руку», написанные робкими маленькими буквами.

Яркие цвета повсюду бомбардировали глаз до пресыщения. И я не мог поверить, что такого же рода попытки были и моим образовательным трамплином.

Но так оно и было. Другой мир, оставшийся далеко позади.

В помещении стояло несколько рядов складных легких стульев. Проходили дни, и такие стулья становились для меня все более и более привычными. Как и походная трибуна для оратора. На этот раз с микрофоном, квакающим, когда его опробовали, да и в других случаях, когда его включали или выключали.

Освещение — никому не льстившие зеленовато-белые трубки дневного света. Их явно не хватало, чтобы поднять настроение и прогнать депрессию.

Так должно выглядеть чистилище, подумал я. В этой непривлекательной комнате с колонной посередине фактически собралась аудитория особого рода, которую можно пересчитать на пальцах рук и ног.

На пороге нас встретил Мервин Тэк, глядя на часы и проверяя, вовремя ли мы прибыли. Но благодаря удаче и расспросам, как проехать (стыд перед опозданием пересилил во мне гордость), мы явились точно в минуту, объявленную в розданных листовках.

На небольшом возвышении стоял стол, где рядом с временным микрофоном лежал молоток, чтобы призывать собравшихся к порядку. Деловые приготовления дополняли два больших блюда с сандвичами, прикрытых полиэтиленовой пленкой.

Две-три оживленные леди из активисток осыпали отца пожеланиями удачи.

Но уже десять минут спустя после назначенного времени стало ясно, что в этот вечер победу одержала апатия, а не энтузиазм.

Я ожидал, что отца приведет в замешательство такая маленькая аудитория и он быстро проведет неудавшееся собрание. Но он пошутил, отложил микрофон и сел на край возвышения, предлагая редким, рассеянным по комнате слушателям пройти вперед и занять несколько первых рядов, чтобы сделать встречу более интимной.

Его магия подействовала. Все прошли вперед. Он говорил просто, словно обращался к полной комнате друзей. А я наблюдал, как он превращает неудачу в полезное управление по установлению связи с публикой. К тому времени, когда сандвичи освободили от пленки, даже те несколько человек, которые пришли сорвать встречу, оказались прирученными и молчали.

Мервин Тэк выглядел задумчивым и недовольным.

— Что-то случилось? — спросил я.

— Оринда привлекла бы гораздо больше людей, — мрачно проговорил он.

— Она бы собрала полный зал. Ее здесь любили. Она каждый семестр дарила детям призы, которые сама покупала.

— Уверен, что она будет продолжать это делать.

Я сказал без иронии, но Мервин Тэк неприязненно посмотрел на меня и отошел. Одна из леди-активисток ласково пояснила мне, что время встречи совпало с сериалом о влюбленных на телевидении и что даже пабы в четверг вечером от этого страдают. Завтра будет все по-другому, добавила она. Завтра ратуша будет набита битком.

— М-м-м, — протянул я. — А что завтра произойдет в ратуше?

— Но вы же его сын, правда?

— Да, но...

— И вы не знаете, что завтра вечером у вашего отца дебаты лицом к лицу с Полом Бетьюном?

Я покачал головой.

— Фейерверк, — счастливым тоном воскликнула она. — Ни за что на свете не пропущу.

Когда я во время короткой дороги к центру Хупуэстерна спросил об этом отца, он казался полным такого же восторга.

— По-моему, — сказал я, — в завтрашней встрече больше смысла, чем в фиаско, которое могло бы случиться сегодня.

— Каждый голос на счету, — поправил он меня. — Если я сегодня выиграл даже несколько голосов, — это прекрасно. Надо перетянуть на свою сторону «плавающих избирателей». А их приходится убеждать поодиночке, одного за другим.

— Я проголодался, — заметил я, когда мы проезжали мимо ярко освещенной лавки, где готовят еду навынос. Мы вернулись и купили крылышки цыпленка, бананы и бекон. Даже там отца узнали, и он поговорил о политике с мужчиной, жарившим цыплят.

Утром я рано встал, вышел и купил «Газету Хупуэстерна». Обличение разврата и Пол Бетьюн (с фотографиями) заполняли четвертую и пятую страницы. Но на первой о главной теме дня объявлял заголовок: «Стреляли ли в Джулиарда?»

Колонки внизу оповещали: «Да» (свидетели, которые видели своими глазами). «Нет» (потому что он не пострадал). Заявление полиции ничего, не добавляло (они не нашли ружья). Зрители, считавшие себя специалистами по выстрелам, в своих заявлениях утверждали, что да, несомненно, Джулиард был объектом попытки убийства. Так думал и мужчина важного вида, а он всегда прав.

Сведенные воедино версии всех репортеров (включая и Ушера Рудда) свидетельствовали, что отрицание возможности выстрела выше в лагере Оринды Нэгл. Редактор в своей колонке не верил, что на таком низком уровне возможно политическое убийство. Мировых лидеров — вероятно. Но еще даже не избранных местных кандидатов — никогда.

Я прошел через город к кольцевой дороге в поисках мастерской Руддов и обнаружил, что работники не запирают на день территорию. Мастерская состояла из большого цеха под крышей и еще большей площадки, огороженной проволочным забором. Там проводились работы и в беспорядке стоял ожидавший ремонта транспорт. «Рейнджровер» был припаркован на площадке, и солнце уже играло на его металлическом боку.

Я спросил, где управляющий, и он вышел ко мне. Его звали Бэзил Рудд.

Худой, рыжий, веснушчатый и энергичный, он так походил на Ушера Рудда, что вполне мог бы быть его близнецом.