Книга Атаманский клад - Юрий Милютин

— До какого места мы будем вести этого пастуха? — подал голос хозяин машины, друг Микки Мауса. — До развилки от Раздорской, или до самого его база?

— Желательно было бы до его дома, до хлева с коровами, свиньями и курами, — откликнулся Микки Маус полусонно. — Но исходя из того, что сейчас машины от станицы до выселок не ходят, а может, не ездили вообще, придется довести до развилки, на которой он сойдет с автобуса. Главное, чтобы мужик сам обозначил путь к себе домой.

— Решение правильное, — согласился Коца. — Во первых, дороги в степи сровняло, вряд ли ползают и трактора. Во вторых, было бы странным ехать вслед за пастухом. Это чудо природы предпочтет сдохнуть под колесами, нежели волочь нас на своем хвосте.

— Если удастся выяснить направление, то подбираться к его усадьбе, чтобы начать кропотливую слежку, нужно будет незаметно. Куда ходит, в каком месте ковыряется, где вертит чаще всего башкой по сторонам. Наверное, у него имеется выводок собак, тоже проблема. Изучение обстановки растянется не на один день, а если так, то придется дело отложить до весны.

— Ни в коем случае, я видел, как разгорелись у него глаза при виде пачек денег, — запротестовал Коца. — Сами бабки ему не нужны, их тратить некуда, но на Новый год может приехать дочка. Скорее всего, единственная, вкусившая столичной жизни и начавшая воротить нос от родителей, от хлопотного хозяйства с коровами и свиньями. А дочка, это радость, это тревоги, заставляющие жить ради нее, возня с малыми внучатами. Вот ее задобрить надо обязательно, иначе она забудет дорогу в родительский дом. А кому охота встречать старость в одиночестве.

— Все верно, — согласился Маус, задумчиво огладив подбородок. — Он понимает, что тех денег, которые получил за цацки, мало, и не приложит ума, что делать с найденным кладом. Дочка, если она знает про драгоценности, видно, пошла в отца — дуб дубом. В противном случае он не завертелся бы вьюном между выселками и Ростовом, а давно отвез бы часть изделий в Москву, где возможностей гораздо больше. Кстати, он ничего не сказал, когда еще раз наведается на рынок?

— Обещался как-то неопределенно, серединка недели от Нового года, — вспомнил Коца разговор с мужиком. — Надо посмотреть по календарю, в какой день наступит праздник и от этого дня отступить на серединку. Получается, если перевести на человеческий язык, в среду перед Новым годом.

— Значит, в понедельник, в крайнем случае, во вторник мы обязаны быть на его базу и смотреть за ним во все глаза, — сделал умозаключение рассудительный Микки Маус. — К драгоценностям он вряд ли раньше притронется, потому что навестить дом могут кто угодно. И за печкой мужик ничего не держит, чтобы домашним не было соблазна лишний раз поглазеть на добро, еще на виду что останется, или под половицу закатится. Я стараюсь рассуждать как он.

Автобус сделал поворот, проехал по мостику через неширокий ерик, снова набрал скорость. Водитель “ДЭУ” послушно завернул за ним. Вокруг по прежнему отблескивала под холодными звездами заснеженная ровная степь, ни огонька, ни строения. Казалось, пространство, залитое синеватой тьмой, было безжизненным всегда, а пастуху до своей кошары еще предстояло с деньгами за пазухой прошагать по ледяной пустыне какое-то расстояние. Воистину, поставь русского и еврея на краю Северного полюса и предложи обоим пройти насквозь этот путь. Дорогу осилит русский с детским самообманом, не покидающим его всю жизнь. Еврею самомнение в таком случае не поможет.

— Ты в курсе, что тебя Леха Слонок искал? — повернулся Маус к валютчику.

— Вместе со Скирдачом? Догадываюсь, — усмехнулся Коца. — Пришлось малость попрессовать шестерок в переходе на Буденновском. Они перехватили пастуха.

— Ничего не выгребли?

— Не успели, остался бы мужик на бобах.

— Так вот, это мелочи, — посерьезнел подельник. — Тот пидор, который выпас тебя во дворе института, наговорил Слонку с три короба.

— Я интересовался, он ничего не видел.

— Ошибаешься, у него был театральный бинокль, маленький такой, — Маус показал на пальцах размеры бинокля. — Может быть, что-то и не различил, но того, что надыбал, вполне достаточно для начала действий против тебя.

— Вот мразь, овцой притворился. Я ему еще бабки отбашлял, сто рублей.

— Сотни рваных за подобные цацки мало, и ты это знаешь, — усмехнулся собеседник. — Поэтому предполагаю, что в автобусе вместе с твоим пастухом едет представитель от Слонка.

— Не может быть! — вскинулся было Коца. — Я довел мужика до дверей Дома крестьянина, подождал немного, и только потом вошел в рынок.

— А шестерки из базара выходить не собирались, они следили за своей жертвой из самой гущи народной, так же поступили на автовокзале. Моя догадка, когда доедем до нужного места, может или подтвердиться, или пролететь фанерой над Парижем. И еще одно, Слонок полностью ударился в отморозку, поговаривают, что заключил негласный договор с чеченской группировкой, специализирующейся на камешках. Ну и на самом лучшем тоже, из драгметаллов в первую очередь. Он способен подключить этих гамадрилов.

— Каждый чеченец, по заверениям дудаевых, басаевых и прочих хаевых, генерал и морпех в одном лице, — гоготнул за рулем водитель. — Жаль только, что никто не видел, как эти боевики усирались под нашими парнями в самашках с галашками.

— Ты там был? — спросил валютчик.

— На первой чеченской, хочу на вторую пойти. У нас чувство мести тоже в генах заложено, ни один, с кем я воевал, не в силах простить унижения от первобытной мрази. А с чего ты спросил?

— Ради спортивного интереса.

— Слышь, Коца, поговаривают, что ты…

— Когда поговаривают, тогда надо креститься, — грубо оборвал валютчик водителя.

В салоне автомобиля наступила тишина, Микки Маус, увидев, что продолжения разговора не будет, начал устраиваться поудобнее. Водитель облапил рулевое колесо и немного подался вперед, Коца откинулся на спинку заднего сидения. За окнами изредка проносились небольшие группы фонарей или стена из черных строений, ровно гудел мотор, поцокивали колонки, разведенные по сторонам. Теплое спокойствие действовало расслабляюще.

Так продолжалось до тех пор, пока водитель не ударил по тормозам, он, не заглушая двигателя, моментально переключил дальний свет на подфарники. Автобус помаргивал габаритными огнями метрах в двухстах впереди, он остановился на обочине, возле пары бетонных столбов. Яркая луна освещала безжизненное пространство, невольно на ум приходили гоголевские “Вечера на хуторе близ Диканьки” с летающими на метлах чертями и ведьмами. Казалось, в заброшенных этих местах нечистой силы только и не хватало. Коца протер глаза кулаками, подался вперед, из дверей автобуса, наконец, вывалился знакомый Карлсон со скотного двора. Постояв немного, отодвинулся к широкому заду машины, взялся оправлять полы брезентового плаща. Вслед за ним вышел еще один мужчина лет за тридцать, в короткой дубленке. Он забежал на другую сторону автобуса, крикнув что-то водителю, начал расстегивать ширинку, но было видно, что не очень торопится. Пастух тоже не спешил становиться на свою тропу, оба чего-то явно выжидали.