Книга Меняя лица - Эми Хармон

— Оно и правда похоже на какашку. С этими кусочками орехов… Я за.

— Фу, Бейли!

Бейли крякнул, а Ферн забралась назад, расстегнула ремни, удерживавшие коляску, и открыла раздвижную дверь.

— Бейли.

— Да?

— Я тебя люблю.

— Я тоже тебя люблю, Ферн.

* * *

Той ночью, сняв сияющее платье, распустив замысловатую прическу и смыв макияж, Ферн перед зеркалом в своей спальне стала разглядывать себя нагую. Она немного вытянулась — почти метр шестьдесят, совсем неплохо. По-прежнему худая, но, по крайней мере, больше не выглядит на двенадцать.

Она улыбнулась, любуясь ровными белыми зубами, ради которых столько страдала. Волосы наконец оправились от летнего кошмара. Решив, что с короткой прической будет меньше проблем, она тогда попросила своего парикмахера Конни подстричь ее под мальчика. Но даже после стрижки волосы остались длинноватыми, и весь выпускной класс она ходила с прической, как у Энни из бродвейского шоу[16] — с кудряшками, торчащими в разные стороны, точно в парике из семидесятых. Теперь же они отросли до плеч, и Ферн собирала их в хвост. Она пообещала себе больше не стричься. Хотела отрастить волосы до самой талии, надеясь, что тогда кудри под тяжестью немного выпрямятся. Как у Николь Кидман в «Днях грома». Николь Кидман шли рыжие волосы, но она была высокой. Ферн вздохнула и натянула пижаму. Элмо таращился на нее с груди топа.

— Элмо любит тебя! — сказала она себе, изображая, как могла, писклявый голос игрушки.

Может, пришло время купить новую одежду, сменить стиль? Она явно казалась бы старше, если бы перестала носить пижамы с Элмо и купила бы джинсы по размеру и пару футболок, подчеркивающих грудь.

Неужели она по-прежнему некрасива? Или все настолько привыкли видеть в ней дурнушку, что их мнение уже не изменить? Под всеми она подразумевала парней из школы. И в первую очередь Эмброуза.

Ферн села за свой маленький стол и включила компьютер. Она писала новый роман, но с прежним сюжетом. Во всех ее историях принц влюблялся в простолюдинку, рок-звезда отдавал сердце фанатке, президента очаровывала простая школьная учительница, а миллиардер терял голову от продавщицы. Во всех прослеживалась общая тема, закономерность, и Ферн не задумывалась, почему так происходит. Обычно она всегда писала от первого лица, легко могла представить себя на месте главной героини, наделяла ее длинными ногами, шелковистыми волосами, пышной грудью и голубыми глазами. Сегодня ее взгляд невольно возвращался к зеркалу, к собственному бледному лицу, усыпанному веснушками…

Она долго таращилась на монитор. Думала о выпускном, о том, что Эмброуз не обратил на нее внимания. Об их с Бейли разговоре в машине — о том, что иногда нужно сдаться окружающему нас дерьму, пусть это и временная капитуляция. О вещах, которые она не понимала, и о том, что чувствовала по отношению к себе. И вдруг сами собой полились слова, рифмы, чувства, которыми она заполнила пустую страницу.

Если мы — создания Божьих рук, Он смеялся, нас всех творя? Над ушами, которым неведом звук, Над глазами, что смотрят зря? Над ногами, что сделать не могут шаг И не смогут уже вовек? Завиток кудрей — это чей-то знак? Где тут Бог, а где человек?

Если он придумал меня такой, Он обязан держать ответ. Для чего был вылеплен облик мой — Или смысла в нем вовсе нет? Я — досадный сбой, череда помех; На беду, зеркала не врут. Если это кара да прежний грех, Почему я не помню суд?

Неужели скульптор наш близорук, Или эти догадки зря? Если мы — создания Божьих рук, Он смеялся, меня творя?..[17]

Ферн вздохнула и отправила документ на печать. Когда ее дешевенький принтер выплюнул листок со стихотворением, она повесила его на стену, закрепив канцелярской кнопкой. Потом забралась в кровать и попыталась выбросить из головы слова, которые продолжали настойчиво в ней вертеться. «Если мы — создания Божьих рук, если мы — создания Божьих рук…»

8

ВЕСЕЛИТЬСЯ ДО УПАДУ

Эмброуз не любил алкоголь. Ему не нравилось ощущение тумана в голове, не нравилось совершать глупые поступки, позорить себя, отца и свой город. Мистер Шин запрещал команде пить во время сезона и не принимал никаких оправданий, если это все-таки случалось. Застав борца с бутылкой, он выгонял его из команды навсегда. Никто из ребят не стал бы рисковать своими спортивными достижениями ради выпивки. Для Эмброуза же такой вот «сезон» длился весь год. Он никогда не пил, постоянно тренировался, не забрасывал борьбу даже во время соревнований по футболу и легкой атлетике.

Но теперь тренировки закончились, закончилась и борьба. Для него все завершилось, и город забеспокоился: пятеро мальчиков уходили на войну. Новость быстро разлетелась, и, хотя ими гордились, хлопали по плечам, выражали признание за самоотверженность и желание служить родине, ужас все равно читался на лицах горожан.

Эллиот сник, когда Эмброуз рассказал ему об этом.

— Ты правда этого хочешь, сынок? — тихо спросил он. Когда Эмброуз кивнул, Эллиот потрепал его за щеку и сказал: — Я люблю тебя, Броузи, и поддержу во всем.

После этого разговора Эмброуз несколько раз видел, как отец стоит на коленях и молится в слезах. Он подозревал, что Эллиот заключил не одну сделку с Богом.

Тренер Сандерс в Пенн-Стейт тоже поддержал Эмброуза. «Бог, страна, семья, борьба», — сказал он, добавив: если Эмброуз почувствовал, что его призвание — служить родине, этим он и должен заняться.

После вручения аттестатов мистер Хилди, учитель математики, позвал его поговорить наедине. Он сам прошел войну во Вьетнаме, Эмброуз его уважал. Еще его восхищало, как он преподносил себя и как он вел уроки.

— Слышал, ты записался добровольцем в армию. Ты ведь понимаешь, что тебя призовут? А потом отправят в горячую точку быстрее, чем ты успеешь сказать «Саддам Хусейн».[18] Ты это понимаешь? — спросил мистер Хилди, скрестив руки на груди и вопросительно приподняв густые седые брови.

— Понимаю.

— Зачем тебе это?

— А вам было зачем?

— Меня призвали, — не колеблясь ответил мистер Хилди.

— Значит, будь у вас выбор, вы бы отказались?

— Нет. Но и сам не пошел бы. Я согласен сразиться вновь за то, за что сражался тогда. Я бы снова пошел в бой за семью, за чертову свободу слова, за парней, которые воевали со мной бок о бок. За них — в первую очередь. Ты воюешь за тех, кто воюет рядом с тобой. В пылу битвы ты думаешь только о них.