Книга История династии Сфорца - Леси Коллинсон-Морлей

Филиппо Мария, однако, желая отомстить Сфорца, превзошел самого себя. Его войска атаковали Кремону, город, входивший в приданое Бьянки Марии. Опасаясь, что город может оказаться в руках Висконти, венецианцы использовали это нападение как casus belli[19]. События развивались очень быстро. Микеле Аттендоло, бывший теперь главнокомандующим у венецианцев, нанес сокрушительное поражение армии Висконти, которой командовал молодой Пиччинино, и начал быстрое наступление на владения Милана.

Напрасно Висконти просил о мире: вскоре венецианцы опустошили богатую долину вокруг самого Милана. Висконти взывал к Папе, к Альфонсо Арагонскому, к Сиджисмондо Малатеста, предлагал даже отдать Франции Асти, но тщетно. В конце концов он был вынужден обратиться к своему ненавистному зятю, поскольку дело всей его жизни оказалось под угрозой. Он написал Сфорца весьма примечательное письмо, умоляя его прийти на помощь своему тестю, старому и слепому, которому угрожает гибель в столице его собственного герцогства, по праву принадлежащего мужу его единственной дочери, и герцогство это он собирается на деле передать своему зятю, оставив себе только самое необходимое для жизни, которой ему уже осталось так мало. Сфорца станет капитаном миланских войск, с жалованьем по его усмотрению.

Сфорца действовал со свойственной ему осмотрительностью. Он понимал, что, если Венеция получит контроль над Ломбардией, у него не останется никаких надежд завладеть Миланом. Филиппо Мария долго не проживет. После поражения Висконти приток денег из Флоренции и Венеции станет намного менее регулярным. Как обычно, он обратился за советом к Козимо Медичи. Козимо порекомендовал ему действовать подобно всем другим правителям и думать только о своих собственных интересах. Говорят, что он дал Франческо такой совет: если тот испытывает недостаток денежных средств, то ему следует позволить своим людям разграбить Пезаро, ибо дружба с любым из свободных городов ничего не стоит; но для Козимо более свойственно давать такие советы, чем для Сфорца следовать им. Франческо все еще колебался, но когда Венеция попыталась захватить Кремону, он сбросил маску. И даже в такой ситуации его тесть вновь прибегнул к своим уловкам. Он приказал Сфорца отвлечь войска Венеции, атаковав веронцев, но при этом позабыл снабдить его средствами, необходимыми для снаряжения его армии. Но когда армия Микеле Аттендоло не только наводнила всю территорию герцогства, но и вновь нанесла поражение Пиччинино, Висконти охватила паника. Он послал своего самого близкого друга и советника, Скарамуччья Бальби, умоляя Сфорца прийти к нему на помощь без всяких предварительных условий. Сфорца выручил деньги, продав новому Папе свой последний город, Джеси, что было воспринято его обитателями с большим разочарованием. Надеясь подготовить почву для примирения, он отправил вперед себя своих детей, и они, с долгими остановками, проехали через все герцогство, но Висконти даже не заметил их присутствия. Тем не менее со всеми войсками, которые он смог собрать, Франческо дошел до Котиньолы, в которой ненадолго остановился. Здесь он узнал из письма маркиза Феррары о том, что его тесть скончался 15 августа 1447 года.

Когда его спросили на смертном ложе о том, кто должен стать наследником, Висконти, говорят, ответил, что он надеется, что после его смерти все будет истреблено и разрушено — «apres moi le deluge»[20]. Очевидно, этот ответ отражал настоящие чувства несчастного герцога, но говорили также, что он изъявил свою последнюю волю, согласно которой его наследником должен стать Альфонсо Арагонский: герцог вполне мог сказать и это, чтобы досадить своему зятю. Обстоятельства были таковы, что вопрос о наследстве мог быть решен в очередной схватке кланов Сфорца и Браччо. Партию Браччо возглавляли братья Пиччинино, которых поддерживал Альфонсо Арагонский и которые провели его людей в замок Милана. Но существовала еще одна могущественная партия, мечтавшая о возрождении Амброзианской республики, не понимая того, что времена противоборства коммун и империи ушли навсегда. Эта партия одержала верх, а отряды арагонцев были просто подкуплены за счет тех сокровищ, которые оставил в замке прежний герцог.

Первым актом новой власти стало разрушение замка как символа тирании.

Но венецианцы угрожали вторжением, поэтому миланцы искали командующего, способного подчинить своей воле остальных кондотьеров. Сфорца оказался единственным возможным кандидатом, и, после вполне естественных колебаний, Скарамуччья поспешил к нему с предложением возглавить войска Милана. Для Сфорца стало бы глубоким разочарованием служить республике на тех же условиях, которые предлагал ему Висконти, но без какой-либо надежды на его наследство, и таким образом упустить добычу, когда она уже была почти в его руках. Он снова обратился к Козимо, который посоветовал ему принять это предложение. Это его единственный шанс, ибо во время таких потрясений остается большая вероятность того, что он все же добьется своей цели. Сфорца согласился. Его решение оказалось правильным, что стало очевидным, как только братья Пиччинино согласились служить в его подчинении.

Подобно многим городам герцогства, которое было скреплено воедино только лишь личным авторитетом Висконти, Павия объявила о своей независимости от Милана. Но находившаяся там Агнесса дель Милано начала плести интриги в пользу своего зятя. Она склонила на свою сторону коменданта замка и городской совет и предложила Сфорца Павию и графский титул при условии, что тот гарантирует ее полную независимость от Милана. Сфорца знал, что совершает предательство; однако он заявил миланским эмиссарам, прибывшим к нему с протестом, что если он откажется, то Павия сдастся Венеции. В Милане это понимали, ибо, когда в Венецию послали депутатов с просьбой поддержать братскую республику, обнаружилось, что оттуда не стоит ждать какой-либо поддержки. Сфорца пообещал уважать права Павии, которая долгое время была верна его роду, при этом кастелян Болоньи, в соответствии с достигнутым соглашением, должен был войти в клан Аттендоло. Для Сфорца большой удачей стало приобретение Болоньи, с золотом и драгоценными камнями в ее сокровищнице, с ее мощным арсеналом, с ее обильными запасами зерна, с ее богатой библиотекой, многие книги которой некогда принадлежали Петрарке.

Штурм Пьяченцы, во время которого впервые в Италии были в полной мере использованы возможности артиллерии, весьма укрепил репутацию Сфорца, однако последовавшее вслед за ним ужасающее разграбление города, во время которого по его приказанию щадили лишь монастыри и церкви, заставило трепетать перед его именем. После этого Пьяченца долгое время оставалась безлюдной, и в конечном счете ее пришлось заселять насильственными мерами. Бьянка Мария являлась вдохновительницей всех политических действий своего мужа в течение этого периода: она прекрасно знала Милан и самих миланцев, поэтому Сфорца постоянно обращался к ней за советом. В 1448 году ей снова пришлось продемонстрировать свою храбрость в сражении. Она находилась в Кремоне, которой угрожало нападение венецианцев. Двадцатитрехлетняя герцогиня возглавила отряд горожан и верхом на лошади повела их в бой, а когда некий венецианец издал боевой клич «Марко! Марко!»[21], она метнула в него свое копье, попав ему прямо в рот с такой силой, что тот упал замертво. Воодушевленные ее примером жители Кремоны сражались до тех пор, пока не нанесли врагу тяжелое поражение. Сфорца заставил отступить венецианскую флотилию, разбив ее при Лоди, и в том же 1448 году одержал победу в битве при Караваджо, которая, по словам Рекотти, была самой значимой из сражений этого века. Благоразумие, осмотрительность и невозмутимое спокойствие Сфорца были, по свидетельству Сорио, почти сверхчеловеческими, когда его внезапно атаковала огромная венецианская армия. У Сфорца не было времени даже надеть все свои доспехи. Среди 30 000 пленников оказались три венецианских военачальника и два гражданских проведитора[22]. Рядовых пленников разоружили и выпустили на свободу, поскольку их невозможно было прокормить, а их количество было угрожающим; остальных ввели в Милан под охраной на радость всему городу. Добыча была огромной.