Книга Утерянные победы Красной Армии - Артем Ивановский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В качестве общего вывода к сказанному о приграничных сражениях на всех фронтах хотелось бы отметить следующее. Все оправдательные ссылки на внезапное, вероломное нападение фашистской Германии, мягко говоря, несостоятельны. Н.Г. Кузнецов их категорически опровергает: «Так повелось, что, говоря о начальном периоде войны, обычно подчеркивают внезапность нападения на нас гитлеровской Германии и те преимущества, которые враг получил благодаря этому. Но объяснять наши неудачи только этой причиной нам, военным людям, не к лицу.
Мы не имеем права быть застигнутыми врасплох. Еще на школьной скамье нам внушали, что войны теперь начинаются без предупреждения «Иду на вы». Любая агрессия готовится тайно, и об этом забывать нельзя.
Внезапность принято делить на стратегическую, оперативную и тактическую. О стратегической внезапности нападения 22 июня 1941 года не может быть и речи. Ибо повадки немецкого командования нам были хорошо известны. Немецкие генералы издавна считали непременным условием успеха не только внезапность нападения, Но и силу первых ударов. Они издавна делали ставку на блицкриг… Перед нашими глазами в предвоенные годы прошла серия таких операций. Более того, немцы открыто сосредотачивали свои дивизии на наших границах. Значит, тучи сгущались над нами давно, и молния готова была ударить в любую минуту»[57].
Еще более резкую оценку тем историкам, которые оперируют оправдательным понятием «начальный период войны» в качестве объяснения всем катастрофам 1941–1942 гг., дает в своих мемуарах С.М. Штеменко: «Утверждение столь же смелое, сколь и невежественное. Ведь понятие «начальный период войны» — категория оперативно-стратегическая, никогда не оказывавшая сколько-нибудь существенного влияния на обучение солдата, роты, полка, даже дивизии. И солдат, и рота, и полк, и дивизия действуют в общем-то одинаково в любом периоде войны. Они должны решительно наступать, упорно обороняться и умело маневрировать во всех случаях, независимо от того, когда ведется бой: в начале войны или в конце ее. В уставах на сей счет никогда не было никаких разграничений. Нет их и сейчас»[58].
Воистину, золотые слова! А суть их проста: «Дорогие товарищи, хватит выдумывать оправдания. Лучше честно признать свои ошибки». Вот это точка зрения настоящего солдата.
Величайшее танковое сражение
Каждый советский человек еще со школьной скамьи наизусть выучивал дату 12 июля 1943 года. В этот день, как утверждала официальная советская историография, в районе Прохоровки состоялось величайшее танковое сражение Второй мировой войны. С обеих сторон в нем приняли участие около полутора тысяч танков. Хребет фашистским танковым войскам был переломан. Окончательное крушение потерпел распускавшийся гитлеровской пропагандой миф о том, что «лето — пора побед германской армии».
Однако при прочтении мемуаров Г.К. Жукова в отношении событий под Прохоровкой возникают некоторые неясности. Описывая боевые действия на Юго-Западном фронте в июне 1941 года, маршал Жуков делает советским историкам серьезное замечание: «Наша историческая литература как-то мимоходом касается этого величайшего приграничного сражения начального периода войны с фашистской Германией. Следовало бы детально разобрать оперативную целесообразность применения здесь контрудара механизированных корпусов по прорвавшейся главной группировке врага и организацию самого контрудара. Ведь в результате именно этих действий наших войск на Украине был сорван в самом начале вражеский план стремительного прорыва к Киеву. Противник понес тяжелые потери и убедился в стойкости советских воинов, готовых драться до последней капли крови»[59]. К слову, сам Г.К. Жуков в своих достаточно объемных мемуарах, насчитывающих 730 страниц, посвящает этому величайшему приграничному сражению только три страницы. Почему же он, дабы подать пример нерадивым историкам, не разобрал детально такой масштабный вопрос?
Проблема в том, что руководящая и направляющая линия в истории войны определена четко: величайшее сражение состоялось под Прохоровкой. Поэтому никакого детального разбора того величайшего сражения, которое упомянул Г.К. Жуков, не последовало. И так все ясно. Только по прошествии пятидесяти лет была дана подлинная оценка событиям, имевшим место в июне 1941 года в районе Дубно. Вдруг выяснилось, что именно там, а не под Прохоровкой, произошло действительно величайшее танковое сражение. Правда, итог его для советской стороны был весьма сомнителен.
В предыдущей главе кратко упоминался контрудар шести механизированных корпусов Юго-Западного фронта. Краткость эта была продиктована именно теми соображениями, которые изложил Г.К. Жуков: величайшее сражение достойно отдельного и более подробного описания. Но для начала обратимся к предшествовавшим ему обстоятельствам.
Итак, 23 июня 1941 года, в результате вклинивания 1-й танковой группы Клейста в стык между Владимир-Волынским и Струмиловским укрепрайонами в советской линии фронта была пробита большая брешь. Разрыв в полосе 5-й и 6-й армий не только мог быть использован противником для выхода им в тыл. Его главная опасность заключалась в том, что он мог стать удобным трамплином для стремительного немецкого броска на Киев.
Командование Юго-Западного фронта, хорошо осознавая нависшую угрозу, предпринимало соответствующие неотложные меры. Меры эти были четко сформулированы в директиве № 3: войскам всеми силами перейти в контрнаступление и перенести боевые действия на территорию противника. Тем более что соотношение сил сулило быстрый и решительный успех. Поэтому ни представитель Ставки Главного Командования, ни командующий фронтом не сомневались в том, что одержат над зарвавшимся агрессором грандиозную победу.
«Создавшееся положение, — вспоминал Г.К. Жуков, — было детально обсуждено на Военном совете фронта. Я предложил М.П. Кирпоносу немедленно дать предварительный приказ о сосредоточении механизированных корпусов для нанесения контрудара по главной группировке группы армий «Юг», прорвавшейся в районе Сокаля. К контрудару привлечь всю авиацию фронта и часть дальней бомбардировочной авиации Главного Командования. Командование и штаб фронта, быстро заготовив предварительные боевые распоряжения, передали их армиям и корпусам»[60]. Только начальник штаба фронта генерал-лейтенант М.А. Пуркаев, как тогда говорили, «поддался паникерским настроениям», предлагая вместо наступления поставить главные силы фронта в оборону. Но большинство на Военном совете отклонило его предложение.
В самом деле, какие у Пуркаева имелись основания для паники? 1-я танковая группа Клейста всего имела 700 боевых машин. А в распоряжении командования Юго-Западного фронта находилось шесть механизированных корпусов, в составе которых насчитывалось около 4000 танков. Правда, при таком подавляющем превосходстве, представлявшем собой огромный плюс, был и минус — разбросанность частей и подразделений мехкорпусов на весьма значительном удалении друг от друга. Поэтому прежде чем бросать в бой, их следовало собрать в ударные группировки.