Книга Загадка Куликова поля, или Битва, которой не было - Владимир Егоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В плане иллюстрации сказанного выше заинтересованному читателю наверно было бы небезынтересно понаблюдать, как последовательно, шаг за шагом, могла сформироваться одна из самых известных fantasy отечественной истории — миф о Куликовской битве. Нет, нет, я не утверждаю, что этот миф именно так и формировался, но постараюсь показать вполне реальную возможность, как он мог бы возникнуть буквально на пустом месте, и предоставлю читателю самому решать, насколько предлагаемый мной сценарий рождения такого мифа возможен и вероятен. А попутно — оценить степень достоверности наших нынешних представлений об этой битве, основанных на летописях и их интерпретации официальной историей, и, экстраполируя, достоверность всей российской истории, какой ее изучают в школе. Для этого нам придется отвлечься от всех документов уровней {И} (историки-основоположники) и {У} (составители учебников) и заглянуть прямо в источники уровня {К}, то есть непосредственно в дошедшие до нас летописные материалы.
О Куликовской битве нам известно из четырех основных источников, объединяемых общим названием Куликовского цикла: «Задонщины», Летописной повести о Куликовской битве в кратком и пространном изложениях, а также «Сказания о Мамаевом побоище». Не входят в Куликовский цикл, но содержательно примыкают к нему «Слово о житии и преставлении Дмитрия Ивановича, царя русского» и житие Сергия Радонежского. Отечественная историческая наука не выработала единого взгляда на время возникновения произведений Куликовского цикла, но наиболее распространено представление, что по крайней мере написаны они были в вышеперечисленном порядке. Именно в этом порядке мы их и пролистаем, а заодно прихватим и «Слово о житии и преставлении» Дмитрия Донского, названного в житии ни много ни мало русским царем.
«ДВА «СЛОВА»»
Хотя самый ранний источник, повествующий о Куликовской битве, принято называть «Задонщиной», так он называется только в одном-единственном из ранних дошедших до нас списков, найденном в Кирилло-Белозерском монастыре. Другие ранние тексты носят название «Слово о великом князе Дмитрии Ивановиче и о брате его князе Владимире Андреевиче, как победили супостата своего царя Мамая», и это не случайно. Исследователи «Задонщины» единодушны во мнении, что она является подражанием «Слову о полку Игореве», потому неудивительно, что произведение изначально тоже было подражательно названо «Словом о…». Чтобы не путать два «Слова», оригинал и подражание, сохраним за «Задонщиной» это прочно вошедшее в обиход название, а для «Слова о полку Игореве» будем использовать тоже устоявшуюся аббревиатуру СПИ.
Говоря об оригинале и подражании, следует оговориться: существует мнение, что наоборот СПИ было написано в подражание «Задонщине», то есть оно — поздняя подделка, а не произведение XII века. Но это скорее проблема СПИ, чем «Задонщины», и мы на нее отвлекаться не будем. Первичность и аутентичность СПИ современными исследователями достаточно обоснованы, и, следуя общепринятому мнению, мы тоже будем исходить из того, что СПИ — оригинальное произведение, а «Задонщина» — подражание ему.
Хотя время создания «Задонщины» точно не установлено, фигурирующие у историков предположительные даты укладываются в довольно узкий диапазон. Самая поздняя дата — начало XV века, а самая ранняя — непосредственно после битвы, вплоть до того, что «Задонщина» была написана чуть ли не на поле боя во время «стояния на костях» как победная хвалебная песнь.
В некоторых списках «Задонщины» ее автором назван Софоний Рязанец, но против такой атрибуции имеются и серьезные возражения, так как в других списках автор поминает Софония отнюдь не как самого себя. Мы не будем встревать в научный спор, в любом случае об этом Софонии толком ничего не известно. По одним предположениям он был брянским боярином, по другим — рязанским иноком. В конце концов, многие историки молчаливо приняли некий компромисс считать Софония бежавшим с Брянщины боярином, постригшимся в монахи где-то на Рязанщине. В частности, А. Журавель полагает, что Софоний мог бежать из Брянска в Рязань через Новосиль в смутные для Брянского княжества времена поочередного его завоевания то Литвой, то Москвой в период с 1359 по 1370 год. На мой взгляд, брянский боярин Софоний вполне мог быть автором исходного текста, собственно «Слова», которое представляет собой, вслед за СПИ, типичный пример «дружинного эпоса». Сочиненный боярином текст изначально мог исполняться на пирах устно как былина, а потом его при случае записал с соответствующей ссылкой на автора какой-то безымянный грамотный монах. Или сам Софоний, ставший монахом. Какая нам разница? На самом деле некоторая разница есть. Для нас неважно имя автора, но имеют значение его социальный статус и место написания им «Задонщины».
Что ж, после такого вступления самое время приступить к чтению, чтобы составить собственное представление об источниках отечественной истории. Поскольку, как уже говорилось выше, чтение древних произведений — дело скучнейшее, мы оживим его, читая выборочно и слегка вразбивку. Кроме того, вообще пропустим без ущерба для дела сомнительного качества лирику и бессодержательные подражания СПИ.
Итак, берем книгу в руки и… вопреки опасениям сразу погружаемся в занятный водевиль. «Задонщина» без всяких запевов, заделов и предисловий берет с места в карьер и начинается сообщением великого князя московского Дмитрия Ивановича, на тот момент еще не Донского, своим воеводам о нашествии Мамая: «Пришла к нам весть, братья, что царь Мамай стоит у быстрого Дона, пришел он на Русь и хочет идти на нас в Залесскую землю».
Странно уже то, что об этом событии великий князь информировал своих воевод-собутыльников на пиру у некого Микулы Васильевича. Как будто не о беде великой, а о радостном событии поведал князь между тостами. Вот уж воистину на Руси нет повода не выпить! Однако, что у трезвого на уме, у того… язык его — враг его. Лишку сболтнул спьяну великий князь, по существу признал замалчиваемый советскими и российскими историками факт, что подвластная ему Залесская земля — Москва и великое княжество Владимирское — это, как бы помягче выразиться, не совсем Русь. Настоящая Русь, Русская земля, по словам самого с трудом вяжущего лыко Дмитрия, она там, у быстрого Дона, где стоит Мамай. И автор «Задонщины», вторя великому князю и развивая его мысль, уточняет, что она еще дальше — у славного Днепра, над которым возвышаются горы Киевские: «Пойдем, братья, в северную сторону — удел сына Ноева, Афета, от которого берет свое начало православный русский народ. Взойдем на горы Киевские, взглянем на славный Днепр, а потом и на всю землю Русскую».
Как видим, автор «Задонщины» не терял время на княжеском пиру, мед-пиво пил, и по усам его текло, и мимо рта не проливалось. Сразу желая показать читателю, что с ним не заскучаешь, в первом же тосте несет захмелевший автор занятную околесину. По какой немыслимо странной ассоциации, едва заслышав о Мамае, стоящем у Дона, зовет он не куда-нибудь, а на киевские горки, да еще при этом в северную сторону?! Однако никто из присутствующих на пиру удивления не высказывает: что ж, против Мамая — так против Мамая, в Киев — так в Киев, на́ полночь — так на́ полночь. Нам-то, мол, что — люди служивые, привычные. Тут главное — точнехонько сориентироваться, а то все вокруг как-то кружится, кружится… Где там ковш Большой Медведицы? О, кстати, о ковшах. Как там у классика? «Ковши круговые, запенясь, шипят»… Правильно, чего им зря шипеть? Еще ковшик-другой на посошок и — на север, на север, на север!.. Плевать, что Киев в противоположной стороне, да и, вообще-то, как и ныне, за границей, в «незалежном» Великом княжестве Литовском. Да хоть бы за девятью морями. Нам после одного-другого пенного ковшика и море по колено.