Книга Русские горки. Конец Российского государства - Дмитрий Калюжный

Уже до этого выявилось: отмена крепостного права привела к ухудшению экономического положения крестьянского хозяйства. Ряд официальных(!) исследований с несомненностью установил ужасающий факт крестьянского разорения за 40 лет, истекших со времени освобождения. Размер надела за это время уменьшился в среднем до 54 % прежнего (который тоже нельзя было считать достаточным). Урожайность уменьшилась до 94 %, а в неблагоприятной полосе даже до 88–62 %. Количество скота упало (с 1870 года) в среднем до 90,7 %, а в худших областях до 83–51 % прежнего. Недоимки поднялись с 1871 года в среднем в пять раз, а в неблагоприятной полосе и в восемь, и в двадцать раз. Ровно во столько же раз увеличилось и бегство крестьян с насиженных мест в поисках большего простора или за дополнительными заработками. Но и цена на рабочие руки, в среднем, почти не поднялась, а в неблагоприятных местностях даже упала до 64 %.

И одновременно цены вывозного хлеба (преимущественно пшеницы), главного продукта производства и источника богатства населения, сильно падали. В 1881 году пуд хлеба разных родов вывозили за 1 руб. 19 коп., в 1886-м уже за 84 коп., в 1894-м — за 59 коп. Количественный рост вывоза едва навёрстывал снижение его денежной ценности. Итак, в стране периодически бывал голод, что не удивительно при нашей урожайности, а Россия оставалась крупнейшим экспортёром хлеба, цены на который на мировом рынке в 1870—1880-е годы сильно упали. Россия вывозила продовольствие не от избытка, а от недостатка средств на индустриализацию, потому что больше просто нечем было торговать. «Продавая немцу нашу пшеницу, мы продаём кровь нашу», — писал А.Н. Энгельгардт.

Министр финансов академик И.А. Вышнеградский говорил: «не доедим, но вывезем». Вряд ли лично он недоедал. А вот крестьяне недоедали, имея на питание 17–20 пудов хлеба в год, вместо нормы в 25, и при крайне недостаточном употреблении мяса.

Академик князь Тарханов в статье «Нужды народного питания» дал таблицу потребления пищевых продуктов крестьянами различных стран в денежных единицах на человека в год:

При введении всеобщей воинской повинности в 1873 году доля признанных негодными к военной службе не превышала 6 % призывников; до 1892 год этот показатель держался около 7 %. Но с 1892 года, когда начались финансово-экономические реформы, эта доля стала быстро повышаться. В 1901-м доля негодных к службе призывников достигла уже 13 %, несмотря на то, что именно в это время требования, предъявляемые к новобранцам в отношении роста и объёма грудной клетки, были понижены. Показательно, что смертность в российской деревне была выше, чем в городе, хотя в европейских странах наблюдалась обратная картина.

И вот в этих условиях власть получил Столыпин.

Общину начали ликвидировать, чтобы наделить землёй новоявленных «фермеров». Однако общинной земли на всех крестьян европейской части России просто не могло хватить для того, чтобы появилось в империи то самое «мелкое землевладение, которое является на Западе опорой общественности и имущественного консерватизма», о чём писал Николаю II Столыпин. Ликвидировать помещичье землевладение и за счёт этих земель решить земельную проблему крестьянства было нельзя, так как их тоже кто-то обрабатывал. Властям оставалось либо раскрестьянить основную часть сельскохозяйственных производителей, превратив их, например, в рабочих, либо каким-то способом сократить их численность в Европейской России, переселив их на иные земли.

Ликвидация общины тянула за собой ликвидацию чересполосицы, введение принудительного севооборота и прочие меры, которые, как предполагалось, позволят улучшить обработку земли и тем самым уменьшат потребность крестьян в дополнительных угодьях. О том, что ликвидация общины «должна была» дать увеличение сельскохозяйственного производства, заложить основы устойчивого экономического развития и роста государственных доходов, приходится слышать даже сегодня, а уж тогда-то учёных обоснований реформе было тем более немало.

Говорилось, что отмена чересполосицы улучшит хозяйствование. А практически урожайность в беспередельных общинах в среднем не отличалась от урожайности в передельных общинах. Практика упорно не желала следовать пожеланиям теоретиков. А самое удивительное, что частная собственность на дворянские земли в России к тому времени существовала уже полтора столетия, но эффективного собственника в лице русских помещиков страна так и не получила!

Признаем, что в начале XX столетия урожайность на землях помещиков в среднем была на 15–20 % выше, чем у крестьян. Однако объясняется это вовсе не различием в формах собственности на землю, а тем, что помещики изначально были более зажиточными, и в отличие от беднейших крестьян могли позволить обеспечить хотя бы минимальный уровень агротехники. Затем, среди помещиков не было безлошадных, а безлошадных крестьян, напомним, было до 30 %. Не будем также забывать, что все помещичьи поля распахивались с помощью плуга, а около половины крестьян ещё пахало сохой.

И даже при этом за полтора столетия помещики не смогли превратиться в эффективных собственников. Так какие же были основания полагать, что крестьяне, получив в частную собственность землю, как по мановению волшебной палочки, повысят урожайность в разы? Не было для этого никаких оснований.

Столыпин решил предоставить русским крестьянам право выхода из общины и закрепления земли в частной собственности. Этому предшествовал ряд других важных актов: отмена выкупных платежей в ноябре 1905 года и указ от 5 октября 1906 года об уравнении крестьян в гражданских правах: отныне крестьяне могли, не испрашивая разрешения «мира», менять место жительства и свободно избирать род занятий. С января 1907 года развернулась работа по «землеустройству», состоявшая или в закреплении за отдельными крестьянами их наличных земельных участков (с сохранением чересполосицы), или в выделении укрепляемых участков к одному месту (отрубов), или в образовании отдалённых мелких имений для крестьян, выселявшихся из деревни на хутора.

В это время в России от земледелия кормилась куда большая доля населения, чем во всех других странах, а именно 65 % всего числа жителей. Для сравнения, во Франции «на земле» сидело только 46 %, в Германии 35,5 %, а в Англии вообще 18 %. Наш «излишек» земледельцев на деле не был излишком: они кормили себя, но кормили и города. Просто Россия, имея достаточное количество удобной земли, приходящейся на одного человека всего населения, всё-таки имела мало удобной земли, приходящейся на одного человека земледельческого населения. Это видно из следующей таблицы:

Государства

Удобной земли на одного человека всего населения (га)

Удобной земли на одного человека земледельческого населения (га)

Канада

2,2

4,60

США

2,1

4,40

Россия