Книга Дорогами войны. 1941-1945 - Анатолий Белинский

Нашли несколько ящиков, которые уцелели, погрузили на сани и двинулись не спеша назад. Вдруг увидели выбежавшего из леса связиста Привалова, которого считали погибшим. Он обрадовался встрече с нами, сел в сани и сказал:

– Гоните! Немцы заняли наш наблюдательный пункт. Никакого прикрытия позади нас больше нет. Я один успел выскочить и вот плутаю по лесу, пока вас не увидел. Нет ли у вас корочки хлеба, три дня во рту маковой росинки не было!

Мы со старшиной сразу поняли, как мы рисковали, совершая свою поездку за снарядами под нос к немцам. Они еще не знали, что впереди них никого нет, что линия фронта снова проходит теперь по реке.

Мы погнали на санях к себе, за Волхов, слушая рассказ Привалова о том, что произошло на НП. Пересказать то, что говорил Привалов – значит пояснить, что скрывается за словами фронтовиков, говорящих: «Чудом остался жив». А чудо состояло в следующем: немецкая пехота подобралась на рассвете к остаткам наших стрелков, перебила их, вошла в расположение нашего наблюдательного пункта, стала открывать крышки землянок и спускать туда по гранате. Разведчики и связисты были перебиты, командир взвода управления взят в плен. Привалов находился в крайней землянке, услышав взрывы, выскочил из землянки, увидел, что немцы спускают гранаты, упал среди убитых и притворился мертвым. Среди убитых ходил рыжий немец и стрелял из автомата в лежащих солдат – для верности. Подошел к Привалову, стал менять рожок, вставил его в автомат и направил на него. Привалов лежал у его правого сапога. Рыжий тщетно нажимал на курок – в немецком оружии тоже застывала смазка. В это время его окликнул другой немец, который взял в плен командира взвода управления. Рыжий бросился к месту события. За пленного в немецкой армии давали отпуск домой на месяц. Привалов чудом уцелел, дождался ночи и стал пробираться к своим, а по пути смотал немецкий кабель.

Комбат, который ночью вслед за орудиями покинул свой НП, был уже на огневой позиции и, увидев нас, обрадовался, что мы вернулись невредимыми. Привалов был уже внесен в список погибших со всем взводом управления.

Вскоре мы снялись с этого места, весь полк перебрасывался на другой участок фронта. Походная колонна с большими интервалами между батареями двигалась к новому месту сосредоточения. В моей голове не было ни малейшего представления, куда мы едем, где идем. В пределах видимости иногда появлялись очертания населенных пунктов, которые обходили стороной. Чувствовалось, что путь держим дальний, что приняты какие-то меры предосторожности, поскольку обходим населенные пункты. Погода стояла пасмурная, авиация не беспокоила, но и по звездам было невозможно определить направление движения.

В армии действует закон – военная тайна при передвижении. Чем меньше будут все знать, тем целее будут. Батарею ведет комбат, комбатам приказы отдают командиры дивизионов, дивизионы направляет командир полка, полки двигает командир дивизии и так далее. Каждый знает то, что ему положено. Солдаты уже привыкли к этому, меня не спрашивают, я тоже.

Придем – узнаем.

Шли по бездорожью, по глухим лесным просекам. Дни и ночи шли под пронизывающим ледяным ветром, в пургу и метели. Шли, утопая в снегу, по непролазной чаще леса, по заснеженным склонам небольших возвышенностей, где уже после прохождения трех батарей вместо колеи дороги оставалась раскатанная до самого подножия катушка. Продвижение по такому склону последней шестой батареи, вооруженной тяжелыми гаубицами, требовало нечеловеческих усилий. Каждое из препятствий, которые приходилось преодолевать, навечно осталось в памяти фронтовиков.

Дорога войны – это не просто движение по пересеченной местности, не только пробки и бомбежки – это многократное, замысловатое испытание физических сил каждого на грани возможного и невозможного. В привычных условиях эти перегрузки кому-то могут показаться нереальными, фантастическими.

В одном месте пришлось особенно тяжело. Мы двигались по склону небольшой высотки, подножие которой оканчивалось обрывистым берегом замерзшей речушки. Проходящие впереди орудия, поддерживаемые десятками солдат из всех батарей, одно за другим преодолевали опасное место, и каждое из них, сползая немного боком в сторону обрыва, полировало коварный склон. Последней батарее помогать было некому. Едва первая гаубица ступила на склон, как сразу же многие лошади, словно подкошенные, попадали на брюхо. Отчаянными усилиями орудие, сползшее боком к обрыву, удалось задержать. Ездовые с трудом поднимали лошадей, рубили на склонах ямки, в которые лошади могли бы опереться копытами, орудийные номера долбили в склоне канавки для колес орудий, опасливо поглядывая на обрыв, находившийся в нескольких метрах. Каждый метр пути на этом склоне приходилось брать приступом. Все измотались, и у меня возникло опасение, что при движении других орудий может произойти катастрофа. Орудие может рухнуть с обрыва, увлечь за собой людей и лошадей, будут человеческие жертвы.

Какие только проекты не придумывались, какие только мыслимые и немыслимые способы дальнейшего продвижения не предлагались, чтобы избежать грозящей опасности. Все сошлись на одном: способ передвижения прежний, орудия не отпускать ни в коем случае, а если придется погибать, так погибать всем вместе.

Наше продвижение походило на работу альпинистов с ледорубами, идущих в обход ледяного купола, с той только разницей, что мы шли не с рюкзаками за спиной и специальными инструментами, а с упряжками лошадей, тащивших гаубицы весом в две с половиной тонны каждая. И мы выбивали ступеньки не специальными ледорубами, а первыми попавшимися под руку железными предметами.

Кто-то вспомнил, что так ходили солдаты Суворова в Альпах во время его знаменитого перехода и штурма Чертова моста. Этого человека тут же поправили:

– Тоже мне, сравнил! У Суворова таких гаубиц не было!

– Здесь сам Суворов отказался бы идти!

Шаг за шагом, выбиваясь из сил, продвигалась наша батарея вокруг обледеневшей высоты, и, когда коварный склон остался позади, все пришли к выводу, что ничего труднее на дорогах до самого окончания войны нам уже встретить не придется. Мы не знали, что главная трудность нас поджидала совсем недалеко.

Колонна вышла на хорошо накатанную дорогу и, делая небольшие остановки, уже много часов двигалась вперед, спеша выйти к намеченному сроку на заданные рубежи. Жестокий мороз, пронизывающий до костей ветер заставляли людей идти боком. Подшлемники солдат обросли налетом изморози, в маленьких незащищенных овалах лиц у многих просматривались белые, без единой кровинки пятна – первые признаки обморожения. Командиры знаками показывали эти места, и солдаты начинали их ожесточенно тереть. Вдруг колонна надолго остановилась. Я пошел взглянуть на причину длительной задержки на совершенно ровной дороге. Впереди оказалось огромное прикрытое снегом болото, через которое пролегала высокая насыпь дороги. Середина шоссе была разрушена огромным зарядом тола. Отступающие гитлеровцы заложили заряд под самое основание насыпи, в отверстие для стока воды, и разрушили дорожное полотно на протяжении более полусотни метров. В образовавшейся воронке мог свободно уместиться большой трехэтажный дом. Столпившиеся солдаты и командиры мрачно оглядывали окрестности. Было ясно, что обойти поврежденный участок дороги можно только по болоту справа, и для этого придется строить гать – настил из бревен для проезда по топкому месту. Раздалась команда, и закипела работа. Солдаты валили расположенный неподалеку лес, распиливали стволы на бревна, подвозили и подносили их к месту объезда.