Книга Рарник - Евгений Кострица

Но чью вину – свою или чужую? Я же ничего не помню! Уверенность в самобытии держится только на содержимом нашей памяти. На иллюзии ее преемственности, на воображаемой линии, протянутой из смутного прошлого в фантазию будущего. И этот ничтожнейший кусок информации определяет то, что мы считаем «собой»!

А ведь память так неустойчива. Ее наверняка можно имплантировать или подменить. Переходит ли с ней и ответственность за чужое прошлое? Откуда тогда преступнику знать, что он отбывает наказание именно за свое преступление?

Вот меня понесло… В любом случае, с рефлексией пока надо завязывать. Того и гляди начну отвечать сам себе, причем чужим голосом. А санитаров тут нет, вязать в Тени меня некому.

Стоп! Сестренка должна что-то знать! В том видении она выглядела моложе лучницы, которая разметала мои камни по пляжу. Как Лапуля попала в Сансару? Пошла по стопам брата, а может, просто кончились его деньги?

Так что делать? Попробовать рассказать ей все?

Воображение нарисовало картинку, как страшненький моб прыгает Лапуле на ручки и, брызгая ядовитой слюной, пытается выговорить что-то разумное. Клыки бессильно щелкают, у него не получается, и тогда он многозначительно сопит и подмигивает, рисуя на песке ребус за ребусом: «Родная, я же братик твой! Дай-ка обниму тебя мохнатыми лапками…»

Но вдруг это как-то навредит ей?

Нет, нельзя рисковать. Это мой квест. Моя тайна. Разберусь сам, не втягивая Лапулю в мутную и наверняка опасную историю. Хватит с нее и драчливого кролика с жалобным взглядом. Я едва не оставил ей шрам. Поберегу сестренке психику, но буду рядом. Не хватало еще, чтобы она разделила карму своего непутевого брата!

К счастью, долго искать не пришлось – Лапуля все еще оплакивала истерзанное тело волчицы. Перепаханный берег выглядел так, словно с ящерами сражалась целая пати. Должно быть, девушки-хантеры сильно привязываются к своим петам. Тупой бездушный моб отдал за хозяина жизнь, и Лапуля трогательно рыдала над образом, который нарисовала себе.

Ее «добрая волчица» – очередная иллюзия. Люди, видимо, обожают строить из них клетки, но, в отличие от меня, никогда не покидают тюрьмы тела. Неизвестно, кем я был раньше, но теперь хотя бы есть возможность иногда менять камеру. Правда, на столь же душную и тесную.

Наконец Лапуля успокоилась и высморкалась, оставив труп волчицы в покое. Злобно пнув дохлого ящера на прощание, она решительно направилась к лесу.

Я поспешил следом, опасаясь потерять ее из виду. Надо срочно найти новое тело. Причем такое, что позволяло бы находиться рядом с сестрой. Хотя бы мелкую птичку, шмеля или бабочку…

В джунглях беззаботно чирикали целые стаи яркой пернатой мелочи, но ни синего, ни красного сияния от них не исходило. Пичуга для меня маловата. Впрочем, какой от нее толк? Чем я в таком теле помог бы сестре? Ел бы с рук и пел воодушевляющие песенки в бою вместо барда? Музыкального слуха у меня никакого – Лапуля бы эту птаху ощипала и съела.

Внезапно сестренка остановилась и замерла, что-то заметив. Чуть покачиваясь на носочках, она приняла боевую стойку, но лук доставать не спешила.

Снова ящерка? К сожалению, в Тени я страдал близорукостью – вокруг меня клубилась надоевшая серая дымка.

Выковыряв из земли небольшой камень, Лапуля подняла его и, размахнувшись, бросила. Потом, как циркуль, ловко крутанулась на одной ноге, избежав столкновения с чем-то стремительным, приземистым и обтекаемым.

Животное пронеслось, едва не задев ее, но исчезло в тумане до того, как я его разглядел. Казалось, оно чиркнуло так близко, что едва не прихватило с собой половинку сестренки. Развернувшись, шустрая тварь повторила маневр с тем же успехом.

Наконец я признал в толстеньком, но стремительном существе обыкновенного лесного кабанчика. Лапуля была слишком быстра для него. Их танец напоминал корриду, где роль быка досталась целеустремленной, но бесконечно глупой свинке. Мощный торс и короткие ножки оказались совершенно бесполезны в неравном противостоянии с хантером. Сестренка однообразно и хладнокровно вертелась, а упрямый кабан раз за разом протыкал бивнями пустое пространство. Вскоре он вымотался и, обессилев, подошел почти вплотную к Лапуле, видимо, собираясь рухнуть ей на ноги, чтобы забодать в ближнем бою.

Лапуля, искусственно улыбаясь, стала делать комичные пассы руками, пытаясь успокоить животное. Поросенок недоверчиво смерил ее мрачным взглядом и подозрительно фыркнул.

Должно быть, сестре понадобился новый пет вместо волчицы. Класс «охотник» – приручает, кормит, а потом нагло использует. Настоящие живодеры!

Оп! Слабое голубое сияние! Да это же то, что мне нужно!

Я торопливо бросился к свинке, растворяясь в ослепительной синей вспышке. Мир распахнулся, и уже в следующий миг сестренка протягивала мне батон, ласково шептала, подмигивала и корчила умилительные и нелепые рожицы.

Вот тупица! Похоже, она всерьез думает, что кабан ждет от нее именно этого. Желуди давай, дурочка, желуди!

Я понятия не имел, как ведут себя настоящие свиньи. Хотя, наверное, многие девушки утверждали обратное. Постараюсь, чтобы мое поведение смотрелось естественным: чуть поднять «брови», сделать глупое выражение глаз, доверчиво протянуть влажный пятачок к хлебу.

– Ну давай! Ням-ням-ням. Ешь, глупенький, смотри, как вкусно, – Лапуля демонстративно откусила от булки, наигранно изобразив неземное блаженство.

Тьфу ты, ненавижу сюсюканье. От сестры несет «няшностью». Да кто так с серьезными кабанами общается? Еще бы розовый бантик с попоной на меня нацепила! Лучше бы пива дала, от мучного сало рыхлеет…

– Вкусненько-вкусненько! На, бери, милый, – продолжала сладостно ворковать сестренка, снова протягивая мне батон.

Некоторое время я боролся с желанием стереть это тупое выражение с ее личика и больно цапнуть за палец. Ну просто выбешивает этой нежностью! Что она как с теленочком… Я же суровая, брутальная тварь из темного леса! Ко мне со всем уважением надо! Только «Нью-Лайф»! Только хардкор!

Черт! Откуда всплыла боевая речовка? Что-то кармическое. Тупо пристрелит же…

Я нерешительно хрюкнул и опасливо поскреб копытами землю. Сестра примолкла и насторожилась, медленно потянувшись за луком.

Пришлось благоразумно сменить гнев на милость и, дружелюбно крутя хвостиком, давиться черствым батоном. Лапуля внимательно смотрела на меня, но руку от лука убрала.

Уфф… едва не переиграл. Вот когда еще можно так над сестрой поглумиться? И что теперь мне положено делать?

Дурашливо подпрыгивая, я сделал пару кругов вокруг хозяйки, всячески изображая радость от обретения столь высокого покровительства. Готов служить, рвать и топтать наших врагов!

Сестра нахмурилась. Похоже, мне не поверили. Что-то сделал неправильно.

Лапуля щелкнула пальцами, подавая команду, а я понятия не имел, что от меня хотят, и демонстративно повернулся назад, будто поискав взглядом объект, к которому она обращается.