Книга О судьбе и доблести - Александр Македонский

34

Так завершилось это сражение, положившее, как считали, конец владычеству персов. Александра провозгласили царем Азии; он приносил великолепные жертвы богам и раздавал друзьям богатства, дома и высокие должности. Ища славы у греков, он написал им, что уничтожил все тирании и дал городам автономию, платейцев же уведомил, что он отстроит их город, потому что предки их предоставили эллинам свою землю для борьбы за свободу.

Он отослал часть добычи кротониатам в Италию из уважения к ревности и доблести атлета Файла, который во время войны с персами, когда все италиоты отреклись от эллинов, снарядил на собственные средства корабль и отплыл к Саламину, чтобы с ними делить опасности в сражении. С такой благосклонностью относился он ко всякому доблестному поступку, ибо хранил память о прекрасных делах, и они были ему близки и понятны.

35

В Вавилонии, куда он направился (страна сразу же подчинилась ему), его особенно изумила пропасть в Экбатанах, из которой все время, словно из источника, бил фонтаном огонь, а также нефтяной поток, такой большой, что он образовал озеро неподалеку от этой пропасти. Нефть в остальном похожа на асфальт, но это такое горючее вещество, что его не надо зажигать: оно вспыхивает от световых лучей и часто горит в воздухе.

Варвары, желая показать силы и свойства нефти, слегка обрызгали ею проулок, ведший к царской ставке; затем стали в конце этого проулка и обратили светильники в сторону, которая была увлажнена: уже темнело. Сразу же вспыхнул передний край, огонь распространился в один миг и быстрый, как мысль, добежал до другого конца, так что весь проулок стоял в огне.

Среди прислуживающих царю в бане и умащавших его был некий Афинофан, афинянин, умевший приводить его в настроение легкомысленное и беззаботное. Как-то раз в бане Александру помогал мальчик, на вид очень простоватый и смешной, но пел он прелестно. Звали его Стефаном. «Хочешь, царь, – сказал Афинофан, – испытаем на Стефане силу нефти? Если она загорится на нем и не погаснет, то тогда я скажу, что сила ее вообще необорима».

Мальчик охотно согласился на это испытание, но, когда его смазали, внезапно вспыхнул и охватил его тело такой огонь, что Александр в страхе совершенно растерялся. На счастье, тут стояло много людей с кувшинами, полными водой для мытья, иначе остановить огонь не успели бы. Да и так с трудом удалось загасить его: мальчик весь был в огне и после тяжко хворал.

Некоторые, справедливо указывая на правдивость мифов, говорят, что нефть как раз и была тем особым снадобьем, которым Медея, по рассказу трагедии, смазала венок и пеплос[40]. Пламя, однако, вспыхнуло не от них и не само по себе: вблизи был огонь, притянувший к себе нефть стремительно, но незаметно для восприятия и соединившийся с ней.

Лучи и потоки огня, стремящиеся издалека, одним телам сообщают только свет и тепло, в других же, содержащих в себе сухой воздух или достаточно жирной влаги, они собираются и, разливаясь потоками пламени, быстро видоизменяют вещество. Происхождение нефти непонятно… или же скорее сила огня выталкивает влажное из земли, которая обладает природой жирной и огненной.

Почва Вавилонии пропитана огнем: ячменные зерна часто отпрыгивают и отскакивают от земли, словно место под ними вздрагивает от жары; люди в период зноя спят на мехах с водой. Гарпал, оставленный правителем этой страны, всячески старался украсить царские сады и дворец греческими растениями.

С другими он справился, и только плюща земля никак не принимала: он неизменно погибал, не вынося ее состава: она огненная, а плющ любит прохладу. Подобные отступления, если в них будет соблюдена мера, вызовут, может быть, меньше неудовольствия у людей ворчливых.

36

Александр, овладев Сузами, взял в царском дворце 40 тысяч талантов деньгами и несметное количество всякой утвари и всякого добра. Там же, говорят, нашли и на 5 тысяч талантов пурпурных тканей, окрашенных краской из Гермионы[41]; они пролежали 200 лет без десяти и были совсем как новые.

Объясняется это, говорят, тем, что ткань, окрашенную в пурпур, опускают в мед, окрашенную же в белый цвет – в прозрачное оливковое масло: она в течение такого времени и сохраняет ослепительную белизну и блеск. Динон[42] пишет, что персидские цари хранили в своей сокровищнице среди прочих присланных предметов и воду из Нила и Истра, словно утверждая этим огромность своей власти и свое господство над всеми.

37

Персида была недоступна для вторжения: она и гориста, и защищали ее из персов самые благородные и мужественные (Дарий находился в бегах). Нашелся, однако, проводник, знавший короткую обходную дорогу, он говорил на двух языках и был по отцу ликийцем, а по матери персом. Говорят, что, когда Александр был еще ребенком, Пифия предрекла, что ликиец проведет Александра по дороге в Персию…

Там произошло страшное избиение пленных. Он сам пишет, что приказал убивать людей, считая это к своей выгоде. Денег нашли столько же, как и в Сузах; прочее добро и утварь вывезли, говорят, на 10 тысячах подвод (в каждую запрягали по паре мулов) и на 5 тысячах верблюдов.

Увидев большую статую Ксеркса, которую толпа, проталкиваясь во дворец, впопыхах опрокинула, Александр остановился и заговорил, словно обращаясь к живому человеку: «Бросить тебя так за твой поход в Элладу или поднять за твою доблесть и душевное величие?» Долго простоял он перед статуей молча и затем ушел. Желая дать солдатам отдых (была как раз зима), он провел здесь 4 месяца.

Рассказывают, что, когда он сел впервые на царский трон под золотым куполом, каринфянин Дамарат, преданный Александру и бывший другом Филиппу, по-старчески заплакал и сказал: «Какой радости лишились эллины, умершие раньше, чем увидели Александра воссевшим на трон Дария».

38

Собираясь выступить против Дария, он как-то вместе с друзьями пировал и забавлялся. На пирушку к своим возлюбленным пришли и женщины, пившие вместе с остальными.

Одна из них, особенно известная, Фаида, родом из Аттики, любовница Птолемея, в будущем царя Египта, умело хваля Александра в одном и подшучивая над ним в другом, опьянев, дошла до того, что сказала слово, уместное по понятиям ее сограждан, но не соответствующее ее положению.

Она сказала, что за все, что она претерпела, скитаясь по Азии, она получит награду в тот день, когда сможет поиздеваться над гордыней персидских царей. И еще сладостнее было бы ей, идя веселой толпой с пирушки, поджечь дом Ксеркса, сжегшего Афины; ей самой бы хотелось на глазах царя подложить огонь: пусть пойдет молва, что женщины сильнее отомстили персам за Элладу, чем знаменитые военачальники Александра, его стратеги и навархи[43].