Книга Судьба короля Эдуарда - Эмиль Людвиг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
XI
Когда принц Уэльский вернулся из третьего большого путешествия, он завоевал симпатии почти всех партий и классов. Один лондонский журнал писал: «Для установления между народом Индии и короной прочных отношений на основе личных контактов за четыре месяца он сделал больше, чем все королевские указы на памяти целого поколения».
Неважно, насколько справедлива такая оценка деятельности института монархии в Британской империи; главное заключалось в другом — в легенде, складывающейся вокруг принца Уэльского, которая неизбежно становилась политическим фактором. История славы и падения репутации множества монархов, как, впрочем, и людей искусства, полна ошибок, из-за которых те ставятся либо слишком высоко, либо слишком низко. Но в этих легендах всегда заметен некий исходный пункт, откуда берут начало ошибки или заслуги героя. Этот ключевой момент или наделяет выдающуюся личность обаянием, или демонизирует ее, как это можно наблюдать на примере Вильгельма II.
В Австралии принц завоевал симпатию крупной партии республиканского толка: Эдуард отвечал их представлению о правителе, он нисколько не был равнодушным и напыщенным, и держал себя как доброжелательный и скромный человек. «До приезда наследника трона мы думали, что принц — личность надменная и недоступная, — писала тогда газета „Сидней Сан“ — но этот приветливый симпатичный молодой человек… одной улыбкой устранил противоречие между монархией и народом, которое австралийцы до сих пор считали обязательным».
Вместе с тем Эдуард, благодаря своей деловой жилке и знаниям в области экономики, привез немало заказов крупным оружейным заводам. И в этом он походил на другого принца Уэльского, своего деда Эдуарда, которому в Европе дали прозвище «коммивояжер Британской короны». «Я готов надевать новый костюм для каждой деловой встречи, — сказал однажды молодой Эдуард, — если только это сможет помочь британской торговле». Кое-где новая цивилизация еще не оттеснила старую, что особенно ощущалось в далеких колониях, возвращая принца от самых современных забот к романтической идее монархии; на Самоа, например, старейшины племени пришли на встречу с принцем, искренне и чистосердечно прося сделать так, чтобы его отец, могущественный король, не забывал об этой малой ветви на большом древе Империи. Они не знали, что принц именно для того и приехал, чтобы упрочить их связь с метрополией.
Успех путешествия был высоко оценен, и сразу по возвращении на Эдуарда, ставшего самым популярным человеком в Лондоне, было возложено множество обязанностей. Чтобы дать о них представление, приведем список, составленный Макензи, в котором перечислены чисто светские обязанности принца Уэльского на один только 1923 год: открыть Международную авиационную конференцию; принимать участие в открытии новых отделений больницы Святого Витта; выступить на открытии проходящего раз в три года конгресса Международного хирургического общества; открыть в Брюсселе монумент в знак признательности британцев бельгийскому народу; произносить речи на обеде в честь Королевских школ Каледонии, в Honourable Society of Cymmrodorion[33], в Союзе американских университетов; присутствовать при открытии в Королевской академии выставки афиш и рекламы; произнести речь на бриллиантовом юбилее Фонда помощи ежедневным газетам; совершить поездку по Уэст-Райдингу и произносить речи в Ротерхэме, Брэдфорде, Йорке и Лидсе; председательствовать на торжествах по случаю восьмисотлетия больницы Святого Варфоломея; совершить поездку по Нортумберленду и произносить речи в Алнике, Морпете, Ньюкасле-апон-Тайне и Госфорте; председательствовать на обеде Лиги гражданской службы; принимать участие в праздновании столетия Королевского азиатского общества; совершить поездку по Ноттингемширу, произнося речи в Уорксопе, Мэнсфилде, Ноттингеме и Ист-Ретфорде; посетить север Уэльса, выступая с речами в муниципальном совете, в университетском совете, в пункте медицинской помощи и в национальной библиотеке Аберистуита, в совете графства и в муниципальном совете в Карнарвоне, в совете графства Мерионет в Долгелли, а также произнести речи в Колвин-Бей, Денби, Рутене, Молде и Рексхеме, поднять тост за доминионы и Индию в Лиге заморских территорий; держать речь в Обществе эмиграции и в Британском институте внешней политики; обратиться с приветствием к Клубу королевского флота.
Бесконечная череда официальных обязанностей почти не оставляла времени, которым молодой принц мог бы распорядиться для собственного удовольствия. После поездки в Индию слабость его к красивым лошадям превратилась в страсть, и Эдуард уделял ей большую часть своего досуга. Как-то он упал с лошади и получил серьезную травму. Нация проявила свойственный ей эгоизм, нисколько не заботясь о том, как срастается перелом, но задаваясь вопросом, почему в двадцать восемь лет он еще не женат — ведь с ним в любой момент может произойти несчастье, и он обязан позаботиться о преемнике. Все говорили о помолвке с итальянской принцессой, но принц Эдуард вовсе не думал о политическом браке. Напротив, выполняя множество обязанностей и отрекаясь от многих свобод, какими могли пользоваться его товарищи, принц намеревался по крайней мере это решение оставить за собой.
Сначала казалось, что помолвка брата поможет ему настаивать в дальнейшем на самостоятельном выборе невесты — ведь в этом случае королевское семейство впервые отказалось от традиции, которой придерживались до сих пор при заключении браков принцев. В течение двухсот пятидесяти лет ни один король Англии не разрешал прямому потомку брать в жены одну из своих подданных. Такого не случалось со времен Карла II, который согласился, чтобы его брат женился на дочери графа. Хотя от этого союза родились две королевы — Мария и Анна, очень популярные в народе, — монархический предрассудок запрещал наследникам трона уязвлять таким образом достоинство короны.
Но ни одна принцесса, которую робкий принц Альберт, теперь герцог Йоркский, имел возможность встретить, путешествуя по миру, а также видеть во время праздничных торжеств в Англии, не нравилась ему так, как простая commoner[34], подданная его отца Елизавета из старинной шотландской семьи. За столом, покрытым зеленым сукном, король собрал частный совет, в который входили юристы короны и министры; он раскрыл документ, написанный на старом пергаменте, и зачитал Royal Marriage Act of 1772[35], утвержденный его предком Георгом II, согласно коему дети Королевского дома смогут в будущем заключать браки только с согласия монарха; более поздний указ предписывал заключение браков только с особами королевской крови.
Королю Георгу V оставалось лишь установить, в какой мере он признает волю Георга II. Опыт его бабки и пример собственного счастливого брака должны были побудить Георга V проявить максимальный либерализм в этом отношении. Разве королева Виктория не поплатилась дорогой ценой за «королевские» браки своих старших сыновей? Брак ее старшего сына Эдуарда не был счастливым; брак ее старшей дочери Виктории имел опасные политические последствия, ибо супруга императора Фридриха III казалась даже матери, не говоря уж о соотечественниках, слишком пруссачкой, а сын Виктории-младшей Вильгельм II смущал даже тех, кто не испытывал к нему ненависти. Поэтому, просто-напросто отдав свою вторую дочь замуж за английского дворянина, Виктория по этому поводу написала старшей дочери следующую двусмысленную фразу: «Мы обращаем взгляд на людей нашей собственной страны, которые независимы в средствах и по своему положению не ниже какого-нибудь мелкого немецкого принца». Да и позже преобразование Кобургского дома в Виндзорский выбросило за борт множество старых обычаев.