Книга Канцлер Румянцев - Виктор Лопатников

Ошибочным остается предположение, будто Павел I, того не ведая, окружил себя мстительными и кровожадными людьми. Бесперспективность государственного правления с течением времени становилась все более очевидной, обнажая свою пагубность. Непредсказуемость в отношениях с подчиненными — не единственное, что вызывало тревогу. Сбивали с толку шараханье из крайности в крайность, внезапные взаимоисключающие распоряжения в хозяйственно-экономической сфере, смена ориентиров во внешней политике. Писатель Ю.А. Молин с позиций судебно-медицинского эксперта попытался проследить, как диагностировалось состояние психики Павла I медицинскими светилами разных лет на основе описанных наблюдений, полученных при жизни императора. Использовались разные термины, но диагноз общего порядка — «психическая патология» — ни у кого не вызывает сомнений.

Правление, судьба, сами обстоятельства трагической кончины императора многократно описаны, исследованы. Были выявлены факты, имеющие все основания клеймить виновных в том, что царствование Павла I прервалось столь преждевременно и таким варварским способом. О том, как вызревал заговор, кто стоял за его кулисами, кто был его вдохновителями и исполнителями, опубликовано немало трудов. В некоторых изданиях предпринимается попытка обвинить в этом внешние силы. На самом деле имела место некая совокупность обстоятельств и факторов. Вычленить из этого нечто главное, определяющее невозможно. Зло было в Павле I. Заговорщики ставили своей целью отстранить его от власти, принудить отказаться от престола. Убийство в их планы не входило, иначе при них были бы другие средства, а не всего лишь табакерка и шарф[5]. Задуманный сценарий не сработал. Завязалась драка, в ходе которой Павел I лишился жизни… Зловещая тень убийства пала не только на непосредственных участников, но и на наследника Александра, омрачив тем самым всё его царствование.

Между тем Мария Федоровна, и не только она одна, предвидела неизбежность такого исхода, подлинные причины которого крылись в самом Павле Петровиче.

«Павел с первых дней восшествия на престол открыто проявил ненависть и презрение к своей матери. Он спешил отменить или, точнее, разрушить всё, что было ею сделано, и лучшие установления заменялись актами самоуправными и сумасбродными. Назначения и смещения следовали одно за другим так стремительно, что едва успевали объявить в газетах о назначении кого-нибудь на то или другое место, как этот человек уже был уволен. Никто не знал, к кому обращаться. Едва ли нашлось бы несколько домов, где не оплакивали бы сосланного или заключенного в тюрьму члена семьи. Страх был всеобщим чувством, которое, породив подозрительность, разрушало доверие, опиравшееся на кровные узы. Оглушенные, перепуганные люди познали состояние апатии, оцепенения, гибельное для первой из добродетелей — любви к Отечеству.

Об этом злосчастном императоре можно сказать без всяких преувеличений, что он был тщеславным болтуном, со своим прусским капральством и тем сверхъестественным значением, какое придавал своему сану. Трусливый и подозрительный, он постоянно бредил воображаемыми заговорами против него, а его своевольные поступки диктовались настроением минуты. К несчастью, слишком часто они были жестокими и необузданными», — писала видная деятельница предшествующей эпохи Екатерина Дашкова.

* * *

Долгое время после смерти Павла I в российском обществе сохранялась гнетущая атмосфера, наполненная домыслами, слухами, предсказаниями. Драматические детали добавлялись к тому, каков был облик царя на смертном одре, как проходила церемония прощания с усопшим. В ходе похорон произошли инциденты, которым тут же постарались придать зловещий смысл. В следовавшей за гробом процессии были представлены символы верховной власти, награды. Их несли именитые дворяне на специальных пурпурных подушках. Граф Сергей Петрович Румянцев уронил скипетр — главный символ государственной власти. Потерю обнаружили только через двадцать шагов… Другой эпизод связан с присутствием в похоронной процессии двух символических фигур в рыцарских доспехах. По некогда заведенной традиции рыцарь в черных доспехах олицетворял умершего самодержца. Он передвигался пешком. Другой — верхом на лошади в золотых доспехах — символизировал нового монарха. Под тяжестью доспехов золотой всадник потерял сознание и упал с лошади.[6]

Между тем то, как ушел из жизни молодой, не успевший поцарствовать Павел I, всколыхнуло в народе особое отношение к его судьбе. Это было проявлением еще стойкого чувства любви и поклонения царю-батюшке, народному покровителю, защитнику, наместнику Бога на земле. Им, простым людям, не ведавшим, что и как происходило за вратами царских дворцов и покоев, не пришлось испытать на себе ни его гнева, ни репрессий. В его преждевременной кончине винили его опричников. Им он оказался неугоден. «В народе возникла легенда, которая оставалась жива и спустя столетие. Она гласила, что генералы и вельможи задушили государя из-за его любви к справедливости и сочувствия народу. Его почитали как мученика и как святого. Считалось, что молитва на его могиле приносит успех. Позволяет преодолеть трудности в работе, излечивает от любовной тоски, помогает в несчастливом браке; жертвам, пострадавшим от несправедливости, помогает добиться восстановления истины. Перед гробом Павла всегда горело больше свечей, чем перед могилами других самодержцев, и чуть ли не каждый день частными лицами заказывались различные поминальные службы».

* * *

По причинам, искать которые долго не приходится, участие Марии Федоровны в судьбе супруга, великого князя, а потом императора Павла I, прояснено далеко не полностью. Павел I, доведенный подозрительностью до предела, отдалил от себя преданных ему людей, стал отказывать в доверии собственной супруге. Это не могло не сказаться на ближайшем окружении, на друзьях и соратниках. Они, в их числе и Н.П. Румянцев, были, как известно, изгнаны из России и столицы без предъявления каких-либо обвинений. На них пало подозрение в подготовке заговора с целью лишить Павла I власти. Заговор, как потом стало ясно, осуществили совсем другие люди…

А ведь было время, когда, обращаясь к императрице, он писал: «Должен тебе отворить сердце мое. Тебе самой известно, сколь я тебя любил и привязан был. Твоя чистейшая душа пред Богом и человеки стоила не только сего, но и почтения от меня и от всех. Ты была мне первою отрадою и подавала лучшие советы. Сим признанием должен пред всем светом о твоем благоразумии. Привязанность к детям — залогом привязанности и любви ко мне была. Одним словом, не могу довольно тебе благодарности за все сие сказать, равномерно и за терпение твое, с которым сносила состояние свое, ради меня и по человечеству случающияся в жизни нашей скуки и прискорбия, о которых прошу у тебя прощения».