Книга Подлинная история Дома Романовых. Путь к святости - Николай Коняев

Если изъять из этого отрывка выделенные нами строки, многое здесь внушает доверие. Интересно же это описание тем, что в нем еще рельефнее проступают странности поведения Марии Нагой.

Она выбегает на крик царевича, видит его убитого, кормилицу оглушенную и, еще не разобравшись ни в чем, кричит на Битяговских, что это они убийцы. Более того, убиваяся, говорит всему народу, чтоб те окаянные злодеи душегубцы царскому корени живы не были… То есть она требует немедленной расправы над племянником и сыном угличского дьяка, не пытаясь выяснить, кто подучил их совершить это страшное преступление…

Царевич Дмитрий Иоаннович. Портрет из «Титулярника». 1672 г.

Все, что мы изложили, – факты, подтвержденные многочисленными свидетельствами и никем, кажется, не оспариваемые.

Споры идут по другому поводу. Спорят, было ли происшествие в Угличе убийством, или царевич погиб от неосторожного обращения с ножом.

Пытаются выяснить, кто все-таки был убийцей царевича Дмитрия и кто заказал это убийство?

Ломают голову, почему Шуйский, проводивший следствие, впоследствии изменил свое мнение?

Не могут понять, какую роль в преступлении играли сами Нагие…

Но это сейчас…

Надо сказать, что долгое время для наших историков таких вопросов просто не существовало. Они твердо знали, кто убил царевича, кто заказал убийство, как это убийство было осуществлено.

«Начали с яда, – пишет Н.М. Карамзин. – Мамка царевичева, боярыня Василиса Волохова, и сын ея, Осип, продав Годунову душу, служили ему орудием, но зелие смертоносное не вредило младенцу, по словам Летописца, ни в яствах, ни в питии. Может быть, совесть еще действовала в исполнителях адской воли, может быть, дрожащая рука бережно сыпала отраву, уменьшая меру ея, к досаде нетерпеливого Бориса, который решился употребить иных смелейших злодеев»…

Согласно Карамзину, мамка боярыня Волохова силой вывела царевича из горницы и провела к нижнему крыльцу, где уже ждали его Осип Волохов, Данила Битяговский, Никита Качалов.

– Государь! – взяв Димитрия за руку, сказал Осип. – У тебя новое ожерелие!

– Нет, старое… – улыбаясь, ответил младенец.

И тут «блеснул над ним убийственный нож: едва коснулся гортани его и выпал из рук Волохова. Закричав от ужаса, кормилица обняла своего Державного питомца. Волохов бежал; но Данило Битяговский и Качалов вырвали жертву, зарезали и кинулись вниз с лестницы…».

5

Даже на либеральном склоне XIX века, следуя летописям, готовым приписать Борису Годунову любое преступление, наши историки считали само собой разумеющимся, что убийство царевича Дмитрия якобы было выгодно Борису Годунову и поэтому и было (или могло быть) устроено им…

«Что Борису был расчет избавиться от Дмитрия, – это не подлежит сомнению; роковой вопрос предстоял ему: или от Дмитрия избавиться, или со временем ожидать от Дмитрия гибели самому себе… – говорит Н.И. Костомаров. – Скажем более, Дмитрий был опасен не только для Бориса, но и для царя Федора Ивановича. Дмитрию еще пока был только восьмой год. Еще года четыре, Дмитрий был бы уже в тех летах, когда мог, хотя бы и по наружности, давать повеления. Этих повелений послушались бы те, кому пригодно было их послушаться; Дмитрий был бы, другими словами, в тех летах, в каких был его отец в то время, когда, находившись под властию Шуйских, вдруг приказал схватить одного из Шуйских и отдать на растерзание псарям».

Вообще, для историка такого уровня, как Н.И. Костомаров, непростительно уже само сопоставление царевича Дмитрия с его отцом…

Когда Иоанн Грозный приказал псарям убить князя Андрея Шуйского, он был хотя и малолетним, но законным наследником короны, никому другому его корона не принадлежала, и никто на нее открыто не претендовал. Царевич Дмитрий не смог бы поступить так, потому что законным царем был его брат Федор.

Костомаров совершенно правильно отмечает, что «в Московской земле… к особе властителя чувствовали даже рабский страх и благоговение; но все такие чувства не распространялись на всех родичей царственного дома (выделено нами. – Н.К.)».

Если бы сам царевич Дмитрий или его мать со своими братьями и попытались свергнуть законного царя Федора, именно вследствие того, что страх и благоговение не распространялись на всех родичей царственного дома, их попытка не могла иметь успеха. Тем более что царевич Дмитрий вообще был лишен прав на престол[22], и даже имя его запретили поминать в церкви в списке царственных особ…

Сильно преувеличиваются и опасения Бориса Годунова по поводу царевича.

Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть на положение Годунова не из последующих десятилетий, а из того 1591 года, когда им якобы и принималось решение об уничтожении Дмитрия.

Тогда царю Федору было всего тридцать четыре года, и ничего не предвещало скорой его кончины.

И надежды на продолжение династии тоже не окончательно были потеряны. Хотя уже десять лет длился бездетный брак, но любви друг к другу царственные супруги не потеряли, и, значит, надобно было только молиться и ждать.

Между прочим, ожидания эти были вполне реальными…

В 1592 году царица Ирина родила дочь, великую княжну Феодосию[23], подтверждая этим, что надежда на продолжение династии сохраняется.

Значит, и Борису Годунову еще рано было тогда опасаться угличского отрока. Пойти в 1591 году на совершение такого громоздкого преступления он мог только в состоянии умственного помрачения. Он ничего не выигрывал, а потерять рисковал все.

Годунов прекрасно понимал, что любое происшествие с царевичем Дмитрием враги используют для его дискредитации, и, учитывая это, правильнее будет сказать, что едва ли был на Руси еще один человек, которому бы смерть Дмитрия была так невыгодна, как Годунову…

Н.И. Костомаров, кажется, понимал это, но, как часто бывало с ним, благоразумие порою изменяло ему, и пылкие слова заменяли взвешенные аргументы:

«Убийцы могли посягнуть на убийство Дмитрия не по какому-нибудь ясно выраженному повелению Бориса; последний был слишком умен, чтобы этого не сделать; убийцы могли только сообразить, что умерщвление Дмитрия будет полезно Борису, что они сами за свой поступок останутся без преследования, если только сумеют сделать так, чтобы все было шито и крыто»…

Но это же совсем несерьезно…

Хотя Дмитрия и лишили прав на престол, он оставался родным братом царя Федора, который, кстати сказать, любил его. Что сделал бы благочестивый царь Федор и с преступниками, и с любимым шурином, если бы тот оказался замешанным в преступлении, догадаться нетрудно. И современники, в отличие от историков XIX века, воспитанных в традициях просвещенного монархического афеизма, безусловно, знали это…