Книга Голод - Уитли Страйбер

"Мы не Зло, – думала она, в то время как странное прикосновениеощущалось все Сильнее и сильнее, – мы лишь часть Справедливости, вершимой на этой земле".

Пятьдесят лет назад она видела одного из подобных ей – он стоял в одиночестве у поручней на палубе лайнера «Беренгария» и смотрел на нее, оставшуюся на пристани. На мгновение они соприкоснулись,поделившись своими личными разочарованиями и бесконечной жаждой – жаждой жизни, а затем все кончилось – прозвучал корабельный свисток, кильватер лайнера растворился в лунном свете. Путешествие, не имеющее конца.

Единственным ее утешением оставались спутники-люди. Они не могли осознать того одиночества, что заставляло ее трансформировать их, создавать в них свой собственный образ.

Она любила их – и уничтожала каждого из них.

Так не могло больше продолжаться. Она не сможет жить с Алисой, сознавая, что ту ждет такой же конец, как и всех других. Как и Джона.

Прикосновениеперебило ее мысли – уже не эхо, но раскаты грома в горах; оно было тяжелым и пугающе чуждым, как ночь.

Животное. И в агонии. Полной агонии. Так может себя чувствовать только тот, кто лишен Сна.Но трансформированных животных не было.

Или были?..

Сара Робертс, экспериментируя вслепую, могла добиться грубого приближения к реальности –к трансформации. И может, один из ее зверей встречал свой конец в грязной клетке. В этом прикосновенииощутила она потерянные леса, необозримые зеленые пространства и железные прутья.

Глаза ее расширились, руки потянулись к прутьям решетки, защищавшей ее собственное окно, вцепились в холодное железо. Окно, оконная рама, стена – все затряслось вдруг, пробужденное к жизни ее неистовыми пальцами.

* * *

Светало. Том Хейвер нехотя открыл глаза. Он так старался удержать сон, но – бесполезно. Комната была залита утренним сумеречным светом. Он взглянул на часы. Семь десять. Давно пора вставать. Выбравшись из постели, он, пошатываясь, двинулся к ванной. Надо принять душ. Он почти не спал этой ночью, пытаясь найти тропинку в сплошном тумане – способ продлить финансирование работ Сары. Все пути вели обратно в Бюджетную комиссию и к Хатчу.

Задержавшись у двери в ванную, он обернулся и взглянул на Сару. Странное, удивительное чувство вдруг охватило его – как будто и не он вовсе, а кто-то другой стоял здесь и смотрел на нее. И он понял: совсем ему не хочется, чтобы она добилась успеха.

Испытывая чувство ярости, он встал под душ, намыливался, ополаскивался, вытирался – и разрывался от жалости к ней и злости, что он так страдает из-за нее.

Открыв дверь, Том ощутил слабые ароматы завтрака. Привычным пением, однако, они не сопровождались. Сегодня она встала не такой веселой, как обычно. Ему хотелось бы не чувствовать к ней жалости – это принижало ее. Врач должен относиться к боли пациента без эмоций.

– Счастливого расплавления, – приветствовала его Сара, когда он появился на кухне.

– Расплавления?

– То, что происходит с моей лабораторией, похоже на расплавление реактора. Достигает критической массы и погружается в землю. Сам себя хоронит. Исчезает.

Существовали сотни ободрительных слов – ни одно не пришло ему на ум.

– Я позвоню тебе, когда заседание закончится, – только и смог он сказать.

И снова он ее обманывал. Почему бы не рассказать ей о своих чувствах? Чего он боится? Эмоции служат подтверждением фактов – в этом все и дело. Смерть, например, всегда кажется ложью, игрой в исчезновение, пока скорбь человека не превратит ее в истину.

Зазвонил телефон. Вздрогнув от неожиданности, Том схватил трубку. Странный шепчущий голос спросил Сару. Она уставилась на него с нетерпеливым ожиданием на лице, явно надеясь, что в лаборатории произошло какое-нибудь чудо.

– Удачи, – пожелал ей Том, передавая трубку. Она жадно схватила ее. Последовала долгая пауза – она напряженно вслушивалась, затем пробормотала несколько слов, соглашаясь, и повесила трубку. Одним глотком допив кофе, она побежала в спальню.

– Опять проблемы с Мафусаилом, – бросила она, доставая плащ из стенного шкафа. Глаза ее холодно блестели.

– Он не умер?

Сара отвела глаза.

– Нет, – сказала она преувеличенно громко, – там кое-что другое.

– Кто это звонил?

– Филлис.

– У нее голос как у зомби.

– Тридцать часов на работе. Я не очень ясно себе представляю, что там происходит, но...

– Может, появилась какая-то надежда? В последнюю минуту.

Она рассмеялась, фыркнула, тряхнула головой и затем без дальнейших разговоров прошла мимо него. Хлопнула входная дверь. Он разыскал свой собственный плащ, небрежно валявшийся в стенном шкафу среди джинсов и пустых вешалок. К тому времени, когда он добрался до лифта, она уже успела уехать.

* * *

Мириам читала вслух отрывки из книги «Сон и возраст». Алиса особо не прислушивалась, но это не имело значения – девочка была на редкость восприимчива. Мириам взглянула на нее, и то, что она находится рядом с ней, наполнило ее радостью. Мириам любила ее строгий ум, молодость и ослепительную красоту.

– "Ключ к взаимосвязи между сном и возрастом лежит, по-видимому, в образовании легкораспадающейся белковой группы, связанной с подавлением липофусцинов. На молекулярном уровне повышение содержания липофусцина вызывает снижение интенсивности обмена веществ, что ведет к замедлению темпа деления клеток. Таким образом, это является главным фактором, отвечающим за все явления, связанные с процессом старения, – начиная со снижения реакции органов на гормональные запросы и кончая столь серьезными явлениями, как старческое слабоумие".

– Как ты думаешь, зачем я тебе это читаю, Алиса?

– Хочешь выяснить пределы моего терпения?

– Ты только представь себе: что, если ты никогда не постареешь? У тебя никогда не будет седых волос. Ты вечно будешь молодой.

– Но не тринадцатилетней же!

– Нет. Это не нарушает процесса взросления, только старения. Хотелось бы тебе этого – оставаться двадцатипятилетней вечно?

– Всю жизнь? Конечно.

– И твоя жизнь будет длиться вечно. Тебе следует быть благодарной доктору Саре Робертс. Она приподняла завесу великой тайны. – Ей очень хотелось продолжить эту мысль, сказать Алисе правду – что она прямо сейчас могла бы избрать уделом бессмертие и что Мириам могла бы ей дать его.

Более того, если данные доктора Робертс верны, это был бы вечный дар, а отнюдь не временный (несколько сотен лет!), как во всех других случаях.

– Я не совсем уверена, что хотела бы жить вечно –вздохнула Алиса. – Я имею в виду – не так уж это и ценно, не правда ли?

Мириам была так поражена, что ей чуть не стало плохо. Она никогда и мысли не допускала, что у Алисы может быть такой взгляд на вещи. Жить – это стремление всеобщее. Ее собственный род, сколь бы древним он ни был, героически пытался выжить в средние века, боролся, несмотря на низкую рождаемость и неизбежное и очевидное уничтожение. Даже последний из оставшихся в живых стремился только к одному – выжить.