Книга Людовик XIII - Екатерина Глаголева

Робер Мирон, в отличие от него, опять выступил в роли обличителя и, обращаясь исключительно к королю, изложил требования своего сословия: регулярно созывать Генеральные штаты, контролировать распределение финансов и государственных должностей, соблюдать равенство всех перед законом, отменить чрезвычайные трибуналы и внутренние таможенные барьеры, придерживаться протекционизма в торговле и т. д. Вместе с представителем дворянства бароном де Сенесеем он вручил королю тетради с «наказами», которые тот принял, обнажив голову в знак уважения, и передал канцлеру, пообещав дать ответ и сделать так, «чтобы все были довольны».

Конечно же, такого просто не бывает. Решения Тридентского собора были опубликованы, но когда 24 марта 1615 года было объявлено о временном отмене полетты, парламент решительно этому воспротивился. Однако магистраты остались в одиночестве — их никто не поддержал, за исключением Конде, который плел новые интриги и хотел иметь возможность опереться на парламент. Полетту восстановили, а Генеральные штаты больше не созывались вплоть до 1789 года.

Чтобы умилостивить короля, Конде сложил с себя обязанности коменданта Амбуаза, и Людовик тотчас передал командование крепостью своему дорогому Люиню. Когда принц пришел откланяться, король сухо сказал: «Кузен, в будущем ведите себя лучше». Впрочем, он уже не испытывал иллюзий насчет покорности «кузена».

СУПРУГ

Блаженства полного никто вкусить не может…

Всё было готово к заключению королевского брака, даже улажен вопрос о демаркации франко-испанской границы, проходившей в Наварре. Да еще как улажен — благодаря вмешательству инфанты Анны Австрийской! Она настояла на решении в интересах своего будущего супруга, короля Франции и Наварры — и отняла у Испании несколько арпанов (десятин) каменистой земли в труднодоступных горных районах. Ах, она уже совершенная француженка!.. Не будьте такими наивными, господа, это политика.

Несмотря на возражения грандов, Мария Медичи решила ехать со всем двором в Гиень. Чтобы обеспечить надежный тыл, пришлось наскоро помириться с парламентом. Гастона для гарантии от возможного переворота оставили в Париже под защитой шестнадцати полков. С собой тоже надо было взять армию — во избежание неприятностей со стороны не угомонившихся принцев (Бульона, Лонгвиля и Майена), которые стакнулись с гугенотами, естественно, не одобрявшими испанских браков. Но на армию требовались деньги. По правилам запустить руку в казну можно было только с разрешения Счетной палаты, однако та трижды отказывала. Наконец решили обойтись без разрешения. Около пяти часов пополудни 16 августа 1615 года король, королева, принцы, маршалы Франции и высшие чиновники отправились в Бастилию, где хранилась королевская казна. Запрошенная сумма составляла 30 тысяч ливров (или десять тысяч экю). Деньги отсчитали монетами в четверть экю и уложили их в 40 телег. Члены Счетной палаты настояли, чтобы королева не уходила, пока не будет нагружена последняя телега: пусть она одна отвечает за эти расходы, ведь теперь в закромах на всё про всё остается только 400 тысяч экю. Людовик не мог думать о деньгах, балансе и прочих скучных вещах — все его мысли были о грядущем походе. Вернувшись домой, он поставил будильник на полчетвертого утра и лег спать.

Утром 17 августа, без четверти семь, король сел в карету и отправился в Бордо. Его сопровождали три тысячи пехотинцев и тысяча всадников. Между тем армия принцев перебралась через Луару и выступила на Пуату; королевский отряд устремился туда же и 31 августа прибыл в Пуатье, где королеву-мать встречал епископ Люсонский. Тут пришлось задержаться, поскольку серьезно заболела принцесса Елизавета, а вслед за ней и у королевы набух флюс и началось рожистое воспаление. (Елизавета подхватила оспу, но даже ее смерть не сорвала бы проектов матери: в этом случае женой инфанта стала бы Кристина, кстати, больше подходившая ему по возрасту.) Во время вынужденной остановки король объявил Конде и его сторонников виновными в оскорблении величия и лишил их имущества. Из Пуатье выехали только 28 сентября, до Бордо добрались 7 октября. Испанская делегация уже находилась в Бургосе. Между двумя городами сновали гонцы. Наконец было решено, что венчание «по доверенности» состоится 18 октября, 21-го числа Елизавета выедет из Бордо и 1 ноября произойдет обмен принцессами.

Оставалось обсудить еще кое-какие детали. Испанская сторона настаивала, чтобы стоимость обручальных колец была не меньше 100 тысяч экю. Французы сократили ее вдесятеро, условившись, что кольцо будущей королевы Франции будет подарком ее отца; в свою очередь, будущей принцессе Испании кольцо подарит ее брат (в те времена кольцо надевали только женщине в знак власти супруга над ней). Испанскому послу даже предоставили возможность выбрать кольцо из всех имевшихся в наличии. Людовик уполномочил герцога де Лерму, испанского первого министра, от его имени заключить брак с испанской инфантой, а герцога Астурийского (которому было всего десять с половиной лет) при оформлении брачного союза с принцессой Елизаветой представлял герцог де Гиз.

Прощание Людовика с Елизаветой было душераздирающим: оба плакали навзрыд. На замечание одного из придворных, что великий король не должен давать волю чувствам, тот ответил, что не может не оплакивать столь добрую сестру. Он поехал ее провожать; в двух километрах от города карета принцессы остановилась, король спешился; они обнялись и целовали друг друга, рыдая, поскольку знали, что видятся в последний раз. Все присутствующие тоже утирали слезы, не решаясь их разъединить; только дон Иньиго де Карденас, испанский посол, не умилился при этой сцене и громко крикнул: «Ну же, принцесса Испании!»

За час до полудня Елизавета уехала, Людовик вернулся к матери весь в слезах и три часа не мог унять их. У него разболелась голова.

Двойной франко-испанский брак. Гравюра XVII в.

График соблюсти не удалось — обмен принцессами состоялся только 9 ноября. Посередине реки Бидассоа, служившей границей между двумя странами, поставили двойной павильон. Обе принцессы, каждая со своей стороны реки, взошли в лодки, которые затем подтащили на веревках к павильону. Там они встретились, поговорили с четверть часа, затем каждая простилась со своей свитой и отправилась на новую родину.

Мария Медичи не присутствовала при этой сцене — она осталась в Бордо (долгие проводы — лишние слезы), но король Филипп III пренебрег советом своих министров и сопровождал инфанту Анну из Бургоса до самой границы, сказав на прощанье: «Дочь моя, я добыл тебе лучшее положение в христианском мире, какое только мог. Ступай, да благословит тебя Бог».

На французском берегу инфанту встречал королевский фаворит с письмом от его господина: «Посылаю к Вам Люиня, одного из моих самых верных слуг… Прошу Вас… принять его благосклонно и поверить всему, что он скажет Вам от имени… Вашего дражайшего друга и слуги».

В отличие от Людовика и Елизаветы Анна в полной мере насладилась родительской любовью, не будучи полностью оставленной на попечение мамок и нянек. Филипп III не был таким же волевым государем, как его суровый отец; все дела он переложил на герцога де Лерму, а сам предавался развлечениям: охоте, празднествам, строительству и театру. В 21 год он женился на своей кузине Маргарите, которой тогда было шестнадцать. За 12 лет она произвела на свет восьмерых детей и умерла родами (в этом смысле королева подвергалась такому же риску, как и простая крестьянка). Нежно любивший ее король больше не женился, а всю свою любовь перенес на старшую дочь, красавицу и умницу, которой несказанно гордился. Путь от Бургоса до Фонтаравии затянулся из-за увеселений и непогоды, но Филипп был этому рад, поскольку мог отсрочить момент расставания с дочерью. Он вел с ней долгие разговоры, наставляя, как себя вести при французском дворе: понятно, что свекровь не чета ей ни по рождению, ни по воспитанию, но показывать этого не нужно — до поры, пока она не приобретет достаточный вес. Людовик еще дитя, мать водит его на помочах; нужно обаять его и подчинить себе. Главная ее задача — предупреждать конфликты между их странами, не давать Франции поддерживать врагов Испании во Фландрии, Германии и Италии и искоренять ересь внутри королевства. Анна получила подробный меморандум с инструкциями, а в Париже должна была пользоваться советами послов и через них постоянно находиться на связи с Мадридом, Брюсселем и Веной.