Книга Михаил Орлов - Александр Бондаренко

…Избегнем соблазна подробно описывать трагическое Аустерлицкое сражение, о котором и без того написано немало. Ведь нас в данном случае интересует судьба одного-единственного кавалергардского эстандарт-юнкера — и, разумеется, его товарищей — для полноты картины… В канун сражения, в ночь на 20 ноября (2 декабря) гвардейский отряд был разделён: большая его часть была определена в резерв и приблизилась к полю грядущего сражения, а меньшая — кавалергарды, лейб-гвардии Казачий полк и лейб-гренадеры получили приказание готовиться к победному параду. Так что в то время, когда все прочие войска собирались на сражение, кавалергарды надевали новые мундиры, пудрились, приделывали недавно привезённые из Петербурга чепраки[43]…

Александр I, которому не давали покоя лавры венчанных полководцев Петра I, Фридриха II, а в особенности — Наполеона, стал руководить армией через голову генерала Голенищева-Кутузова, официально не принимая на себя командование. Между тем его боевой опыт к тому времени не простирался далее проведения вахтпарада на Гатчинском плацу. Потому и неудивительно, что русский царь сразу же приказал наступать… А что ещё нужно делать на поле боя, как не атаковать?! Тем более когда поступать именно так предписывала австрийская диспозиция.

Александр I, его свита и главнокомандующий генерал Голенищев-Кутузов стояли на господствующих над полем боя Праценских высотах, которые занимала сильная колонна под командой австрийского генерала Коловрата.

«Наступать!» — бодро приказал император. Главнокомандующий предпочёл его не услышать. «Наступать!!» — повторил Александр громче и строже. Кутузов продолжал оставаться в бездействии, и тогда русский император обратился непосредственно к австрийцу, тут же отдавшему соответствующий приказ…

Союзники сошли с господствующих высот, бывших «ключом» к позиции, и вскоре Наполеон занял их, не потеряв ни единого человека. Русская армия оказалась рассечена надвое.

Есть и другой вариант развития событий, предшествовавших занятию французами Праценских высот. Мол, подъехав к Кутузову, Александр I спросил: «Что ж вы не начинаете, Михайло Ларионович?», на что полководец ответил, что собрались ещё не все войска колонны. «Так мы ведь не на Царицыном лугу[44], где не начинают парада, пока не придут все полки!» — остроумно заметил император. «Потому и не начинаю, государь, что мы не на Царицыном лугу, — отвечал Кутузов. — Впрочем, если прикажете…» Приказание было отдано — результат оказался тот же самый.

Кавалергардский полк не должен был участвовать в сражении, что очень расстроило его офицеров и, наверное, ещё больше юнкеров. В то время как другие полки дерутся, их офицеры зарабатывают себе ордена и чины — так считали они, — кавалергардам приходилось готовиться к параду, чтобы чествовать победителей. Однако…

«С рассветом на биваке услышали пушечный гул, и едва эшелон выступил, как получено было приказание Цесаревича поспешить на рысях. “Пройдя Аустерлиц, — говорит князь Репнин[45], — увидели мы весь горизонт, покрытый боем”. Едва успел полк переправиться через Раузницкий ручей по плотине у Вальк-Мюле, как прискакал Цесаревич, обратившийся к полку со словами: “Выручайте пехоту!”

Поднявшись на берег, кавалергарды увидели перед собою семёновцев, окружённых кавалерией, отбивающих у неё свои знамёна. Кругом, ни вправо, ни влево, не видно было русских частей войск, видны были лишь кучки бегущих, а общим фоном этой картины служила почти сплошная стена французской пехоты.

Три первых эскадрона кавалергардов, пройдя Вальк-Мюльскую гать, развернулись вправо от неё и пошли в атаку на неприятельскую пехоту; командир 4-го эскадрона, князь Репнин, пошёл прямо перед собою против кавалерии Раппа; за Репниным последовал 5-й эскадрон и 1-й взвод шефского эскадрона, под командой корнета Альбрехта, отвозивший в Аустерлиц полковые штандарты и следовавший в хвосте полка. Французская пехота была опрокинута первыми 3-мя эскадронами кавалергардов, что дало возможность преображенцам и пешей артиллерии свободно перейти ручей. Репнин смял первую линию Раппа; она несётся назад под прикрытием своей артиллерии (3-х батарей). На выручку ей маршал Бессьер ведёт 2-ю линию — знаменитых “chevauxnoirs”[46]; но к Репнину из-за ручья спешит Оленин[47] с первыми двумя эскадронами конногвардейцев. Два эскадрона Бессьера обрушиваются на правый фланг Репнина и Оленина, четыре — на левый фланг. Началась общая свалка, продолжавшаяся несколько минут… Наконец Репнин и Оленин опрокинуты. Конная батарея Костенецкого[48] окружена неприятелем. Всё смешалось: прислуга дерётся уже в рукопашную, её выручает 3-й эскадрон (С.Н. Ушакова) кавалергардов; наша пехота, опасаясь бить по своим, не могла открыть огня.

Из конной батареи на этом берегу ручья осталось одно только орудие с полковником Костенецким; отстреливаясь, отходил Костенецкий; под его прикрытием скакала наша кавалерия назад через плотину».

Вот как оно было — наиболее точное описание подвига Кавалергардского полка, спасшего на поле Аустерлицкого сражения боевые знамёна и людей двух старейших гвардейских полков — лейб-гвардии Преображенского и лейб-гвардии Семёновского.

Кстати, стоит обратить внимание на специально выделенное в «Истории кавалергардов» слово «несколько»: «свалка, продолжавшаяся несколько минут». Далеко не всем из современных читателей ведомо, сколь быстротечны были кавалерийские схватки: обычно на поле боя противники сталкивались друг с другом, обменивались парой ударов — и разлетались в разные стороны… Никакого фехтования не было! А тут — рубились по несколько минут.

«Подвиг кавалергардов» — это, пожалуй, единственное, что мы помним сегодня из Аустерлицкого сражения. Между тем никоим образом не принижая героической самоотверженности этого полка, скажем, что его подвиг был одним из чреды не менее ярких боевых эпизодов.

К примеру, мы только что назвали имя артиллериста полковника Костенецкого, который обеспечил обратную переправу кавалергардов через Раузницкий ручей:

«На фоне общего поражения войск Костенецкий, подобно другим участникам битвы, явился бесстрашным и держался со своими орудиями до последней крайности. Обойдённый французами, он должен был поспешно отступать, понёсся впереди роты на неприятеля и, ростом исполин, одарённый силой Самсона, очистил себе путь, поражая неприятеля своей огромной саблей. Французы валились вокруг него, как колосья вокруг мощного жнеца. Достопамятная, необыкновенной длины и тяжести старинная сабля Костенецкого была выписана из Оружейной палаты Московского Кремля и подарена ему цесаревичем Константином Павловичем».