Книга Крест и нож - Давид Вилкерсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я был поражен. Эти двое лидеров одной из самых опасных шаек во всем Нью-Йорке медленно опустились на колени. "Военные министры", стоявшие с сигаретами в зубах, выбросили их в грязь и последовали их примеру.
Я начал молиться.
— Господи Иисусе, перед Тобой стоят четверо детей, которые сделали что-то очень трудное для них. Они стоят на коленях перед всеми и просят Тебя войти в их сердца и обновить их. Они просят, чтобы Ты освободил их от ненависти и одиночества. Впервые в жизни они хотят узнать, что Кто-то их любит по-настоящему. Они просят Тебя об этом, Господи, и Ты не разочаруешь их. Аминь.
Бакборд и Стейдкоуч поднялись. Оба "военных министра" последовали их примеру. Они не поднимали голов. Я предложил им побыть одним, а потом найти где-нибудь церковь.
Ребята молча повернулись и пошли сквозь толпу. Кто-то выкрикнул:
— Эй, Бакборд! Ну как ощущаешь себя с верой?
Бакборд велел заткнуться и они перестали. Я думаю, если бы кто-то действительно задел его, он не смог бы удержаться и вступил бы в драку, ибо в этот момент он еще не был полностью спасен.
Моя голова кружилась от успеха. Мы не могли даже предположить, что Бог ответит таким образом. Бакборд, Стейдкоуч и "военные министры", вставшие на колени прямо на улице, перед взорами всех, — в это едва ли можно было поверить.
Честно говоря, я больше надеялся на реакцию лидеров "May Mayс". Они тоже были в толпе и смотрели на обращение Бакборда и Стейдкоуча с презрением и интересом.
Когда "Чаплина" ушли, толпа начала вызывать их.
— Израэл! Никки! Теперь вы давайте! Негры — и те не боялись, неужели вы сдадитесь? Эти крики заставили их выйти вперед. Израэл, "президент" шайки, был очень миловидным мальчиком. Он пожал мне руку, как настоящий джентльмен. Никки был совершенно другим. Глядя на него, я подумал, что более страшного лица я не видел.
— Здравствуй, Никки, — сказая я, протягивая свою руку, но он своей руки так и не подал. Он даже не взглянул на меня. Он дымил сигаретой, выпуская дым колечками.
— Иди к черту, пастор, — сказал он странным голосом. У него было что-то не в порядке с органами речи.
— Знаешь, Никки, я о тебе иного мнения, чем ты обо мне. Я люблю тебя, Никки. Я приблизился к нему.
— Еще один шаг, и я убью тебя! — сказал он.
— Ты можешь это сделать, — согласился я, — ты даже можешь порезать меня на тысячу кусков и выбросить их на улицу. И каждый кусок будет тебя любить.
Сказал я это и подумал, что ничего хорошего это не принесет, нет той любви на земле, которая могла бы разжалобить тебя, Никки.
Прежде, чем оставить Бруклин, мы познакомили Бакборда и Стейдкоуча с местным церковным служителем, чтобы тот мог наблюдать за их духовным ростом.
— Но я полагаю, — сказал я Джимми, — что время от времени мы будем их навещать.
Честно говоря, ни один из нас не мог избавиться от подозрения, что ребята просто посмеялись над нами.
Но когда я об этом поведал Гвен, она рассердилась на меня.
— Дэвид Уилкерсон. — сказала она, — неужели ты не понимаешь, что получил то, что хотел. Ты просил Святого Духа совершить чудо, а теперь, когда это чудо совершилось, ты стараешься отвергнуть его. Люди, которые не верят в чудо, не должны молиться о нём.
Мне казалось, что я преодолел первую преграду на пути к осуществлению моей мечты. Теперь я мог надеяться на то, что мне удастся добиться разрешения встретиться с Луисом. Я слышал от Анжело, что Луиса должны были перевести в тюрьму Эльмира в Нью-Йорке.
— Как ты думаешь, мне удастся повидать его? — спросил я.
— Ни малейшей надежды, Дэви. Как только они узнают, что вы тот самый священник, они вас не пустят.
И все же я хотел попробовать. В следующий раз, когда я проповедовал поблизости от тюрьмы Эльмира, я разузнал, каким образом можно повидать мальчика. Мне сказали, чтобы я написал прошение и указал, кем мне приходится заключенный и почему я хотел бы встретиться с ним. И мое прошение будет рассмотрено.
Итак, если я расскажу правду, меня к нему не пустят. Но я знал, что в тот день в тюрьму Эльмира перевозили нескольких ребят. Я пошел на станцию. Когда прибыл поезд, из него вышло около 20 ребят. Я всматривался в их лица. но Луиса среди них не было.
— Ты знаешь Луиса Альвареса? — спросил я одного из ребят, и прежде чем полицейский разъединил нас, он успел ответить: "нет".
— Итак, — сказал я сам себе по пути в Филипсбург, — видимо мне никогда не придется встретиться с этими ребятами. Но если в этом воля Твоя, Господи, да будет так.
Но если Святой Дух закрывал передо мною эту дверь, то он открывал другие. Однажды, весной 1958 года, когда я прогуливался по испаноязычному Гарлему теплым вечером, я услышал пение.
Я был удивлен, потому что это кто-то пел псалмы на испанском языке. Поблизости нигде не было церкви, пение раздавалось из окна одного из домов, мимо которых я проходил.
— Кто это поет? — спросил я, проходя мимо парня, покуривающего возле автомобиля.
Парень поднял голову и прислушался, как будто музыка настолько слилась с шумом улицы, что ее нельзя было различить.
— Это что-то вроде церкви, — сказал он, указывая пальцем наверх, — на втором этаже.
Я поднялся по лестнице и постучал в дверь. Она медленно открылась, но когда свет упал на мое лицо, женщина, стоявшая у двери, вскрикнула. Она в волнении прикрыла дверь и заговорила с кем-то по-испански. Вскоре коридор был заполнен улыбающимися, приветливыми людьми. Они схватили меня за руки и потащили в комнату.
— Вы — Дэвид? Не правда ли, вы — Дэвид? Тот самый священник, которого выгнали из суда!
Выяснилось, что это была внеконфессиональная церковь в испанском отделении Общества Господа. Эти люди собираются в частных домах до тех пор, пока не получат возможность построить свою церковь. Они следили за процессом по делу об убийстве Майкла Фермера и видели мое фото в газетах.
— Мы молились за вас, и вот вы здесь, — сказал один мужчина. Его звали Винцетте Ортез, он был служителем этой небольшой церкви. — Мы хотим узнать, как вы попали в
суд.
Той ночью я рассказал этой группе людей о том, как Господь привел меня на улицы Нью-Йорка. Я рассказал им о проблемах подростков-преступников, о своей мечте и о том, как я преодолел первую преграду.
— Я думаю, что это Бог призвал меня на этот труд, и это только начало большого дела. Они должны начать новую жизнь, и их следует окружить любовью, мы были свидетелями того, как Дух Святой коснулся их прямо на улице и кто знает: может быть, в будущем у них даже появится свой дом.
Я закончил свою пылкую речь, будучи очень взволнован проблемами этих молодых людей. Я видел, что и слушавшие меня тоже были озабочены не меньше меня и были готовы помочь мне. Когда я наконец сел на место, они начали оживленно разговаривать между собой, а затем дали слово пастору Ортезу.