Книга Лоуни - Эндрю Майкл Херли

— Тебе пора спать, Хэнни, — сказал я. — Ты слышал, что сказала Мать. Она будет ругаться.

Брат перелистнул несколько страниц и нашел рассказ, который его интересовал.

— Хорошо, Хэнни. Но потом ты должен лечь спать, или я получу по шее.

Едва мы дошли до середины рассказа, как Хэнни уже храпел. Я выключил лампу, но сон не приходил, и я лежал какое-то время в темноте, потом достал из своей сумки фонарь, поднял оторванную половицу и снова вытащил винтовку, чтобы ее осмотреть. Я провел рукой по металлу, нащупал болт и открыл ствольную коробку. Она, конечно, была пустая. С тихим щелчком я захлопнул ее снова и засунул винтовку обратно под половицы.

Я снова лег и попытался заснуть, но был слишком возбужден, поэтому, вместо того чтобы пялиться в темноту, я вышел из спальни на лестницу и принялся разглядывать фотографии чучельника и его жены, развешанные по стенам.

* * *

Тщедушный человечек, он, кажется, располагал всего лишь одной рубашкой все то время, что жил в «Якоре». Круглые очки и прилизанные волосы делали его похожим на Чарльза Хоутри[12], подумал я. Или Гиммлера.

На каждом снимке этот человек и его жена позировали с чучелом какого-нибудь животного, которое помещали между собой. Львица. Бобер на задних лапах. Кенгуру в боксерских перчатках. В углу аккуратным почерком была написана дата.

Бедолага! Ясно, что он попросту рехнулся, когда его жена умерла. Завершил свой путь в психушке где-то рядом с Престоном. Я всегда представлял, как чучельник все рисует и рисует морские пейзажи, каждый раз лодки становятся все меньше, а тучи все больше, пока наконец не остается ничего, кроме страшной бури.

Пока я смотрел фотографии, кто-то вышел из гостиной и тихонько постучал в дверь комнаты отца Бернарда. По характерному сопению я понял, что это была миссис Белдербосс.

— Приветствую вас, преподобный отец, — сказала она, когда дверь открылась.

— Миссис Белдербосс? — удивился священник.

— Эстер говорила вам об исповеди?

— Да-да.

— Можно войти, преподобный отец?

— Да, входите. Но вы точно сейчас хотите? Уже поздно.

Голос миссис Белдербосс упал до шепота:

— Я знаю, но Рег спит на диване. И я подумала, что у меня как раз есть возможность. Уже давно мне очень хочется сбросить груз с души.

Миссис Белдербосс вошла в комнату отца Бернарда и закрыла дверь. Я притаился, стараясь услышать, что там происходит, но до меня доносилось только неразборчивое бормотание. Даже на нижней площадке лестницы голоса звучали приглушенно. Я осмотрелся по сторонам, чтобы убедиться, что никого нет, и проскользнул в шкафчик, где хранился хозяйственный инвентарь. Устроившись между щетками и швабрами, я мог отчетливо слышать разговор. Стена между шкафчиком и комнатой отца Бернарда была сделана из фанеры, и там, где сырость покоробила дерево, образовались щели, сквозь которые в шкафчик проникали узкие полосы света.

Я не хотел оставаться здесь. Такой безнравственный поступок был равносилен падению в пропасть. Слушать исповедь миссис Белдербосс было бы то же самое, что смотреть, как она раздевается. Но теперь, когда я надежно укрылся здесь, мне было бы трудно выбраться отсюда без шума, и я рассудил, что лучше затаиться и подождать, пока они закончат. Я с трудом мог представить, чтобы миссис Белдербосс было много в чем признаваться.

Я услышал звяканье металлических колец — это отец Бернард задернул занавеску вокруг умывальника.

Миссис Белдербосс прочитала молитву о прощении, и отец Бернард спросил:

— О чем вы хотите мне рассказать?

— О Реге, преподобный отец, — ответила миссис Белдербосс.

— Слушаю вас.

— Я беспокоюсь о нем.

— Почему же?

— Он не спит, преподобный отец. Я имею в виду, дома. Он долго лежит, таращится в потолок, потом встает и уходит.

— Куда же он идет?

— Ну, в этом все дело. Я спрашивала его, но он не отвечает, во всяком случае, не до конца. Он просто говорит, что не может спать и выходит пройтись, чтобы выбросить все мысли из головы. Выбросить какие мысли? Я спрашиваю его, а он меняет тему разговора или сердится на меня.

— Дело, по-видимому, в его брате?

— Вы говорите об отце Уилфриде? Нет. Я так не думаю. Рег бы сказал, если бы это его тревожило. Если уж на то пошло, он занял необыкновенно философскую позицию, когда его брат скончался.

— Вы понимаете, миссис Белдербосс, часто бывает трудно объяснить, как мы чувствуем себя, когда умирает кто-то из близких. Даже тем, кого мы любим. Люди могут надевать маску, притворяться. Уилфрид ведь ушел совершенно неожиданно. Возможно, мистер Белдербосс не совсем смирился с этим. Скорбь в любом случае — чувство совершенно особенное и в сочетании с потрясением может длиться очень долго, прежде чем с ним удастся справиться.

— Он уже целый месяц такой. Бог знает, что соседи подумают.

Последовало молчание, потом отец Бернард спросил:

— В чем именно вы хотите исповедаться, миссис Белдербосс?

— В общем, — начала женщина, — я так беспокоилась за мужа, преподобный отец, когда он бродил и бродил часами, и это при его-то сердце и больном бедре. Вам ведь доводится слышать о всяких ужасах, правда? Разные люди шляются по ночам, и они не постесняются воспользоваться слабостью таких беззащитных людей, как Рег.

— Да, продолжайте.

— Ну, я пошла в аптеку узнать, нет ли у них чего-нибудь, что могло бы помочь моему бедному мужу.

— Не уверен, что понимаю вас, миссис Белдербосс.

— Для Рега. Принять что-нибудь. Чтобы он мог заснуть.

— И что, дали?

— Да. Только Рег не принимал лекарство, вот так. Вы же знаете, какой он.

— Да.

— Так что я растолкла пилюли и высыпала ему в его Хорликс[13].

Отец Бернард прокашлялся.

— Я чувствую себя ужасно, преподобный отец, но я не могла больше выносить это. Я боюсь, когда Рег уходит. Понимаете? Это случается, ведь так? Всегда начинается с таких вот мелочей… Говорят, нужно следить за предупреждающими сигналами, ведь так?

— И как, помогло? — спросил отец Бернард. — Я имею в виду лекарство?

— Это была первая нормальная ночь Рега за несколько недель, но меня все время гложет вина, и теперь я не могу заснуть. Я ведь нехорошо поступила, правда, преподобный отец?

— Я бы так не сказал, миссис Белдербосс.