Книга Дитя Всех святых. Перстень со львом - Жан-Франсуа Намьяс

— За Маргариту!

— За Маргариту и твоего сына Франсуа! Я горд, что у меня такой крестник!

— А я — тем, что у него такой крестный! Если со мной случится несчастье, никто лучше тебя не сможет сделать из него рыцаря.

— Доверься Богу, Гильом. Господь с нами, и завтра мы победим. Я первый брошусь на англичан. Волки укажут дорогу льву!

— Лев всегда первый. Завтра увидишь его хвост!..

Они долго еще вели эти речи, веселые и торжественные одновременно. Когда между заутреней и хвалой друзья отправились, наконец, спать, уже настала суббота 26 августа 1346 года.

Незадолго до полудня Филипп и все сеньоры отстояли мессу, а потом войско двинулось в путь. Никто из этих блестящих рыцарей не задумывался ни о какой тактике. Ни у кого из них не было в голове даже приблизительного плана сражения. Самая мысль о военных хитростях казалась им чем-то недостойным. Они намеревались просто броситься на англичан и одолеть их единственно своей отвагой.

Эдуард III тоже не был лишен ни одного из рыцарских достоинств, но кроме этого он обладал также некоторым воинским опытом и вовсе не считал для себя зазорным воспользоваться им, особенно когда в предстоящем сражении численность войск складывалась для него один к трем. При Креси он понял, что самое главное для него — это остановить натиск великолепной французской конницы, и действовал соответствующим образом.

Король Эдуард развернул свое войско в двухкилометровую линию и приказал всадникам спешиться. Тем самым, он лишал себя какой бы то ни было подвижности, а также возможности бегства в том случае, если дело обернется плохо, но другого выбора он не имел: ему необходимо было удержаться на месте любой ценой. Впереди он разместил знаменитых своим искусством лучников. Укрыв их среди многочисленных изгородей, король также велел выкопать в нескольких десятках метров перед ними волчьи ямы, чтобы преградить путь коннице.

И стал ждать.

Но, как ни странно, горизонт оставался пуст. Полдень миновал, нону пробили, а неприятеля все не было.

Чтобы сохранить своих людей свежими, король Англии велел всем подкрепиться и утолить жажду. Ожидание возобновилось. По мере того как солнце набирало силу, жара становилась все изнурительней, а неприятель по-прежнему не появлялся.

Французы тем временем были в пути уже многие часы. Но, как выяснилось, переместить по существовавшим в то время дорогам такую огромную армию оказалось делом далеко не простым, о чем раньше никто почему-то не подумал. Французское рыцарство задыхалось от жары. Если даже для пеших англичан, которые могли сесть на землю и спрятаться в тени, она была суровым испытанием, то для всадников, закованных в броню, это стало настоящей пыткой. Можно только догадываться, до какого градуса доходила температура под льняным подкольчужником, покрытым сверху кольчугой и собственно доспехами из стальных кованых пластин, или под шлемом, пусть даже с поднятым забралом. Кони толпились тысячами и поднимали такую пыль, что невозможно было продохнуть; сверкание солнца на оружии и латах превратилось в мучение для глаз. Где они, эти англичане? Когда же, наконец, начнется сражение?

Гильом де Вивре тоже, конечно, страдал от жары, но все-таки не настолько, чтобы это лишило его воодушевления. Как и прочие рыцари простого звания, так называемые рыцари-бакалавры, он ехал в сопровождении лишь оруженосца, который держал пику с треугольным флажком его цветов. Все вместе они следовали за рыцарем-баннеретом, предводителем ополчения — крупным вельможей королевства, чьи цвета украшали большое четырехугольное знамя.

Для Гильома таким предводителем был Карл Блуаский, чьи знаменосцы везли стяг Бретани — чистое горностаевое полотнище[5]. Ангерран де Куссон находился рядом с ним, а повсюду вокруг — и впереди, и сзади — еще сотни и сотни рыцарей, и флажки всех геральдических цветов — черные, красные, зеленые, золотые, серебряные, пурпурные, лазоревые. Здесь были представлены все возможные фигуры: орлы, олени, кабаны, звезды, башни, кресты, кольца, цикламоры[6]… Никогда еще столько славы и доблести не соединялось вместе. Гильом был от всего этого в восторге.

Но вот около шести часов движение вдруг прекратилось. В чем дело? Гильом и Ангерран вопросительно переглянулись, остальные рыцари тоже ничего не могли понять. Внезапно разнесся слух: битва началась; король вместе со сторожевым охранением уже столкнулся с врагом, его теснят, ему нужна подмога. Кто-то крикнул: «Вперед!», другие голоса подхватили этот вопль, и каждый пришпорил коня. Никто даже не обратил внимания на двух маршалов, которые спешили передать войску приказ короля — прекратить беспорядочную скачку.

— Остановите знамена! Именем короля! Во имя Господа и монсеньора нашего святого Дени, стойте!

Оба маршала быстро затерялись в общей свалке. У всех на уме было лишь одно — драться, и каждый стремился поспеть первым. Гильом де Вивре увидел, как Ангерран де Куссон немного вырвался вперед. Он тут же вспомнил вызов, брошенный им шурину, и заторопил своего коня.

Ни один из рыцарей, помчавшихся в атаку, не отдавал себе отчета в истинном положении вещей. А дело обстояло так: всего несколько минут назад разведчики добрались до неприятельских позиций и доложили королю: «Англичане стоят, надежно укрепившись, и выглядят вполне свежими». Так что после изнурительного марша по самой жаре нет никакого смысла атаковать противника прямо сейчас. Лучше стать лагерем и перенести дело на завтра.

Филипп, ехавший во главе своей армии, одобрил это мнение и остановился. Но рыцарская конница, у которой боевого пыла имелось больше, чем дисциплины, была сбита с толку этой остановкой и решила завязать сражение по собственной инициативе. Тут-то и разразилась гроза.

Она была вполне под стать той жаре, которую сменила, — то есть ужасной. Внезапно разверзлись небеса, и на землю хлынули потоки дождя. Французы сразу же остановились. Не было никакой возможности поступить иначе: вода свободно заливалась в доспехи, и их вес, без того внушительный, сделался просто чудовищным. Видимости сквозь забрало не стало никакой. Один за другим рыцари застывали там, где их застигла гроза, и все войско ждало вразброд, пока кончится ливень.

Прекратилась гроза столь же внезапно, как и началась. Из-за клубов пара, окутавших влажную землю, вновь выглянуло сияющее солнце. Гильом де Вивре, остановившийся, как и прочие, осмотрелся. Но напрасно он искал тех, с кем вместе бросился в атаку. Их не оказалось рядом. Его по-прежнему окружали рыцари, но это были уже какие-то другие. Ангерран тоже исчез, да и знамени Бретани нигде не было видно. Это слегка встревожило Гильома, но, обернувшись, он обнаружил своего оруженосца с флажком цветов «пасти и песок» и вновь обрел уверенность в себе. Рыцари вокруг снова начали двигаться, и сеньор де Вивре тоже пришпорил коня…