Книга Дорога китов - Роберт Лоу

Эйнар ворчал: он предпочел бы навязаться какому-нибудь мелкому ярлу, который, увидев шесть десятков воинов, вплывающих в его фьорд, приветил бы их, гостеприимно и радушно, на всю зиму. Вместо этого ему пришлось разделить наше рубленое серебро и позволить людям разойтись по городу, платя за кров и эль местным жителям, которые привыкли к чужеземцам.

Сам Эйнар, благодаря предусмотрительности местных купцов, получил жилье в маленьком лодочном сарае и смог, восседая на самодельном высоком месте с корабельными штевнями по бокам, строить из себя ярла с теми из Обетного Братства, кто поселился с ним. Все остальные захаживали ежедневно, дабы попользоваться дармовым элем и варевом из горшка.

Почти каждый купил девушку-рабыню ― к радости торговцев, которые думали, что те всю зиму будут висеть на них, ― и потому дом был сильно переполнен, и делать там было нечего, кроме как чинить одежду, бросать кости или играть в бесконечные тавлеи и драться, выясняя, кто выиграл.

Это, да выпивка, да етьба, кажется, заполняли зиму, во всяком случае, зиму Обетного Братства.

Поскольку мой отец был нужным человеком ― кормчим, мы с ним поселились в жилище Эйнара, которое уступало домам из торфа в том же Бьорнсхавене. Нас было много, и место подле срединного очага было наградой, а уединение ― шуткой. В любое время кто-то совокуплялся, и в скором времени это даже перестало привлекать к себе внимание, не то что возбуждать.

Однажды я видел, как Скафхогг, увлеченный игрой, уронил одну из фигур. Она подкатилась прямо под зад какой-то усталой девушки-рабыни, которая подпрыгивала на грязном тростниковом полу под хрюкающим Скапти. Даже не взглянув, Скафхогг отодвинул ее ягодицы в сторону, достал пешку и вернулся к игре.

Однажды и я преодолел нежелание заниматься этим у всех на глазах и стал употреблять девушек-рабынь, когда только возможно.

Несколько раз меня стягивали с девушки, когда ей требовалось стряпать, а однажды меня ударил Скапти. Его небрежный удар отбросил меня на трех-четырех мужчин, разбросав их игрушки, а пока я лежал, вращая глазами, явился Эйнар и принялся раздавать удары налево-направо, словно по своре рычащих собак.

У него, конечно, был свой собственный закут, отгороженный в задней части. Там с ним сидели Иллуги, мой отец и Вальгард Скафхогг и строили планы. Иногда Скапти и Кетиль Ворона присоединялись к ним.

В конце концов все решили, что етьбой я доведу себя до ранней могилы, и меня против моей воли стали держать подальше от женщин. Никто, кроме Ульф-Агара, не возражал против того, чтобы безбородый мальчишка оказался не у дел.

По мере того как год перемалывался, интерес ко всему таял. Дотянуть бы до тепла ― вот о чем все мечтали: бесконечный леденящий дождь и снег, серо-желтый лед, растущий повсюду, кашель, слезящиеся глаза, понос ― для всех это стало испытанием на выживание.

Для всех, за исключением Эйнара, который, стараясь не обращать внимания на сонливость и на поносы, строил планы ― как пахарь, толкающий плуг по каменистому полю.

Загадка ларца святого, видно, никак ему не давалась. Никто ничего не знал наверняка, поскольку Эйнар никогда и никому не показывал его содержимое. Зато он затаскивал в свой закут любого торговца, застрявшего здесь, и вел с ними долгие напряженные разговоры.

Однажды, когда с сосулек на карнизах уже капало и люди начали вылезать, шатаясь, из вонючих жилищ ― любой грек, привыкший к ваннам и массажу с маслом, назвал бы их вонючими уже тогда, когда зима еще и не начиналась, ― Иллуги, Вальгард, мой отец и Эйнар держали совет в закуте последнего, как обычно.

И я тоже. По молодости я оказался здоровее остальных и по-прежнему был почти все время возбужден. Поскольку все другие более или менее утратили интерес к девушкам, я мог искать и выбирать и положил глаз на одну ― смуглую красавицу, почти такую же смуглую, как темные люди с дальнего юга, которые так ценятся в Ирландии.

Я вытягивал шею, чтобы посмотреть на нее, а Эйнар тем временем говорил ― вот почему я пропустил большую часть его слов и услышал только, как он сказал:

― ...прежде чем это мелкое дерьмо Мартин наложит на него свою лапу. Но никто здесь не читает по-латыни, даже те, кто думает, что это место называется Каупанг.

В ответ ― почтительные смешки. Иноземцы называют Скирингасаль Каупангом, потому что когда-то они спросили, как это место называется, и кто-то ― наверное, нарочно ― сказал им: «Рынок». Вот они и продолжали называть город так, полагая, что это его название.

Эйнар вздохнул и покачал головой.

― Мне никак нельзя полагаться на этого христианского священника, читающего латынь. Хорошо бы заранее знать, чего он ищет здесь. ― И хлопнул рукой по изукрашенному ящику.

― Латынь ― это заноза в заднице, ― сказал я, зевая. ― Где хватает одного доброго словца, они ставят целых три, ежели таковые найдутся.

Последовало молчание, и я не сразу понял, что все воззрились на меня. Глаза у Эйнара были черные, свирепые.

― Откуда ты это знаешь, парень?

Почувствовав его тон, я сначала хорошенько поразмыслил, потом ответил:

― Каов научил меня читать, еще в Бьорнсхавене...

Договорить мне не удалось. Последовал взрыв криков ― все заговорили разом. Эйнар хотел врезать мне и с трудом выбирался из своих мехов, пытаясь встать, Иллуги же пытался удержать его, а мой отец и Вальгард ругались с ними с обоими, и все это одновременно.

Наконец, когда снова наступило молчание, я поднял голову. Эйнар в ярости смотрел на меня и дышал так, будто только что бежал в гору. Иллуги наблюдал за ним, а свой посох положил на колени ― чтобы тот был между Эйнаром и мною. Мой отец и Скафхогг уставились на меня, один с удивлением, другой с каменным лицом.

― Ты можешь это прочесть? ― осведомился Эйнар, швырнув мне несколько шелестящих пластин, похожих на те, что при мне были вырваны из той книги-коробки в храме Отмунда.

― Я никогда еще не читал на таком, ― сказал я. ― Каов рисовал буквы на песке или на земле.

Это оказалось куда легче. Проще некуда.

― «Здешние люди потеряны для Божьего милосердия, ― щурясь, читал я выцветшие буквы. ― Они погрязли в поклонении идолам, пока Сам Господь не принес Свое слово им, хотя Его смиренный слуга, по чувству долга...» ― Я остановился, пробежал взглядом по строкам вперед. ― Тут и дальше все такое ― ты хочешь это слышать?

Эйнар подался вперед, глаза опасные, голос ледяной.

― Читай подряд! ― рявкнул он.

И я прочел. Отмунд, кажется, был исполнен радости, что пришел к неизвестному народу Карелии и вернул их в загон, как множество заблудших овец. Он перечислял в подробностях свои безмерные усилия, положенные на это деяние.