Книга Сжечь мосты - Саша Кругосветов

Он шел через двор, образованный несколькими корпусами здания. Шел все медленнее, будто боялся опять уронить продукты. Нес тяжелую ношу. Тяжелую ношу своей длинной, непростой жизни. Какова эта жизнь сейчас? Какие проблемы, какие обязательства еще свалились на него при этом неожиданном повороте судьбы?

Прошел двор до самого конца. Открыл дверь последнего подъезда. У самого входа на лестницу висела табличка с огромной буквой В – кириллица или латиница? Я ждал, когда засветится какое-нибудь окно.

Ничего не засветилось. Есть ли там лифт? Я представлял, как он поднимается по лестнице, прижимая к себе вакуумные упаковки и банку с тоником, «спрайтом», «кока-колой» – какая разница? Я вернулся к метро. Не к Вирлице, а к Бориспольской, это оказалось значительно ближе. И всю дорогу представлял себе эту невеселую картину на старой лестнице.

* * *

18 мая.

На следующий день вечером я проделал тот же путь. В то же самое время был на той же станции метро, сидел на той же скамейке. Высматривал клетчатое пальто и плетеные мокасины. Толпа выплескивается на перрон. С гулом и постукиванием врывается поезд, наполняя все грохотом и лязгом. Люди набиваются в вагоны. Перрон пустеет. Снова наполняется людьми. Внимание притупляется. Все сливается в единый поток, и уже ничего не вычленить, не удержать в памяти, невозможно ни на чем остановить взгляд. Какое там клетчатое пальто? Тем более выцветшее. А если он сегодня в черной кожаной куртке, например, или вообще без пальто и куртки?

Мощная волна вносит меня в вагон. Реклама «Украинская армия станет современной и высокомобильной». Изображены военные в касках, они бегут, надев на себя большие полутораметровые бумажные самолеты.

Зашел в кафе «Сидр Сомерсби». Здесь, видимо, всегда людно. Отважился спросить у белобрысого официанта, который в запарке разносил напитки: «Не придет ли сегодня мужчина с косичкой в клетчатом пальто?» Белобрысый смотрел на меня растерянно. Явно хотел помочь, но не понимал, о чем я говорю. Возможно, даже не услышал мой вопрос. Все равно не ответил бы, не успел. Его позвали с соседнего столика. Час пик. Может быть, Алексей вовсе и не был завсегдатаем этого заведения. И не жил в этом районе. Просто посещал человека, который жил в большом каменном доме. Не исключено, что это девушка, его подружка. Вначале звонил. Потом купил немного еды и бутылочку. Чтобы посидеть, выпить и поговорить. А потом остался. Или пошел к метро и поехал назад. Туда, где живет. По адресу, который я никогда не узнаю.

Единственная зацепка для меня – это подъезд В. Пройти по всем квартирам на каждой площадке. Звонить во все двери. Извиняться. Спрашивать у тех, кто согласится открыть, не знают ли они мужчину лет сорока в клетчатом пальто? С короткой стрижкой и косичкой. Вмятина на правом виске. Вчера он приходил сюда, купив в магазине внизу вакуумные упаковки и металлическую банку тоника. Что они могут сказать? Что я не в себе, что я спятил? Что мне это приснилось? Я не решился. В конце концов, есть еще несколько дней. Может, мне повезет.

* * *

19 мая.

Прошел еще один день. Недалеко от метро Вирлиця в то же самое вечернее время, что и два дня назад, я снова встретил мужчину в клетчатом пальто. Значит, в его жизни есть некий распорядок. Он куда-то ездит в одно и то же время. Вряд ли он ездит на работу. В одно и то же время. От и до… Как все, кто в это время возвращается на метро домой. Вряд ли…

Кто может увидеть в этом постоянном движении какие-либо устойчивые связи? Десятки, сотни, тысячи людей будут делать пересадки, разъезжаться в разные стороны, их следы пересекаются, запутываются, теряются, забываются.

И все-таки есть островки стабильности. Надо подолгу бродить по переходам, возле касс, у газетных ларьков, у других ларьков – цветы, продукты, водка, пончики, галушки, сувениры. Все как у нас в Питере. Тут есть завсегдатаи. Проводят здесь все свое время. Пропавшее племя, навсегда потерянные люди. Которые никогда уже не поднимутся. Слава Богу, мужчина в клетчатом пальто с вмятиной на виске – не из их числа. Пока еще не из их числа. Кто они? Музыканты. Аккордеон, дудочка, электрогитара, саксофон. Бездомные, опухшие, синюшные бродяги, алкоголики. Карманники. Шустрые азиатские дети – что они здесь делают? – из них никогда уже ничего путного не получится. Продавцы воздуха, продавцы чудес, иеговисты, кидалы, наперсточники, собирающие вокруг себя толпы зевак. Все как везде. Как, наверное, во многих других городах.

Нашел его на той же автобусной остановке. Он говорил по телефону. Я наблюдал за ним – так же, как это было в прошлый раз. Почему он опять пришел на остановку? Здесь нет ветра. Нет пассажиров. Почему-то здесь нет пассажиров, может, автобусы не ходят в это время? Здесь его не услышат. Эффект защищенности. Опять он дозвонился не сразу. Но все-таки дозвонился. Лицо пошло красными пятнами. Он был очень возбужден. Наверное, разгневан. Привстал, размахивал руками. Что-то кричал. Но это длилось не так долго, как в прошлый раз. Резко отдернул трубку от уха и нажал на экран. Выключил, видимо.

Выплыл из своей стеклянной пещерки, миновал кафе и двинулся по Армянской все той же усталой походкой, волоча ноги. Мы приближались к метро Бориспольская, почему он не ездил сразу до этой станции? Из-за удобной автобусной остановки, всегда пустой от пассажиров, где можно поговорить без помех? Или из-за кафе, где можно выпить солодовый полугар перед возвращением домой? А в другие вечера что он делал? Вчера, например, когда я его не нашел? Конечно, он доехал сразу до Бориспольской. Нужно с ним заговорить, иначе он заметит меня, в конце концов.

Почему он меня не узнаёт? Может, он болен, может, не в себе. Амнезия и все такое… Я подыскивал фразу покороче. Посмотрите на меня внимательней, неужели вы меня совсем не узнаете? Когда-то вы каждый день звонили мне в Петербург. Может быть, вы хотя бы узнаете мой голос?

Мы были уже совсем близко от большого каменного здания. Все повторялось. И я опять не решился подойти. Наоборот, я даже отстал. Ноги налились свинцом. Он удалялся, и мне становилось легче. Он не зашел в магазин. Темный двор. Лампочка висела только над подъездом В. Рыбий жир заливал двери подъезда и навес. В этом освещении клетка пальто вообще почти не видна. Стирается. И пальто становится желтоватым, словно вымоченным в рыбьем жире. Он слегка сутулился, еле-еле шел к подъезду, можно сказать, – плелся.

Мне вспомнилась детская книжка «Как крокодил солнце проглотил», которую я читал малышу Алеше. Я нарисовал ему крокодила, который проглатывает желтое солнце. Освещенными остаются только челюсти крокодила и совсем маленький кусочек картинки. Остатки желтого света. И все вокруг плачут.

Когда он скрылся в доме, я зашел в будку к консьержке. За стеклом горел свет. «Ничего нет нового в этом мире, все уже было, просто иду по стопам Патрика Модиано», – подумал я. Постучал. Появилась полная женщина с добрым лицом. Довольно молодая. Я сказал, что ищу мужчину, который живет в этом доме. Одинокого (почему я решил, что он одинокий?), ходит в клетчатом пальто. Консьержка поморщилась, пытаясь, видимо, вспомнить.