Книга Черная Шаль. Книга 2 - Алексей Резник

– Простите, господин Верховный Унгард! – не сдержался и я, задав давно наболевший вопрос: – Я купил у цыган на базаре вашего стрэнга в виде Черной Шали и подарил на День рождения тёщи. Не могли бы вы объяснить – что сделал стрэнг с тёщей?

Легкая растерянность мелькнула в хризолитовых глазах Аймангера, скорее всего, я задал весьма и весьма нетактичный вопрос, неумышленно затронув одну из самых интимных сторон неведомой землянам жизни Унгардов, а особенно – Верховных. Но все же, смущенный или оскорбленный, не берусь однозначно судить, Аймангер не стал замыкаться в гордом молчании и предельно доходчиво объяснил – как и почему Антонина Кирилловна столь стремительно очутилась в могиле. Он вначале спросил, пугая меня загадочной игрой потустороннего света и причудливых теней в фантастических глазах:

– Стрэнг лежал на плечах вашей тещи?

– Да, она примеряла подарок, как и всякая нормальная женщина. Обнова ей так понравилась, что тёща полвечера просидела с нею на плечах. Да и потом – на следующее утро, когда проснулась, то шаль, то есть – стрэнг, укутывал ей плечи.

– Он высосал из нее душу. Вне ахайсота, под разрушительным воздействием кислорода, мозг стрэнга получил сильные повреждения, и его основные функциональные ориентации значительно исказились. Кстати – вашу тёщу ещё можно спасти.

– Это как же – её уже два дня, как похоронили!

– Если стрэнг вновь ляжет ей на плечи, то он вполне способен тем же порядком, но только обратным, вернуть ей её психоэнергетическую матрицу. Пока стрэнг жив, организм вашей тещи не подвержен обычным посмертным физическим изменениям человеческого организма. В полной сохранности остается даже нежная ткань коры головного мозга. Но технически тёща мертва, так что мук похороненной заживо не испытывает, можете на этот счёт не волноваться. Проблема сейчас лишь в самом стрэнге – я не могу установить с ним телепатический контакт, и это беспокоит меня больше всего! – печать отчаяния вновь проступила на пергаментном цыганском лице Аймангера.

В сенях послышался шум, хлопнула дверь с крыльца, прозвучали торопливые шаги, и в комнату вошел запыхавшийся, растрёпанный Эдик. Растрепанный не внешне, а чувства его мне показались растрепанными, как плохо упакованная солома на ветру. Сквозь громкую тяжелую одышку Эдик не без труда сумел выдавить из себя два слова:

– Конец, генерал…, – и рухнул на колени, опустив голову. Мы с Сергеем Семеновичем бросились к нему, чтобы схватить под локти и бережно усадить за стол, но бедняга майор, не дождавшись нашей помощи, ничком растянулся на грязном полу. И мы с ужасом увидели, что вся спина у Эдика утыкана двадцатипятисантиметровыми иглами, раскрашенными в чёрно-белую полоску. Каждая такая игла имела три-четыре миллиметра в диаметре и чисто внешне вызывала ассоциации с иглами дикобраза. Я так сразу и бухнул, обращаясь к Сергею Семёновичу:

– Это какой-то дикобраз его стрелами забросал?!

– Эдик! – никак не прореагировав на мой дурацкий вопрос, Сергей Семёнович всё свое внимание уделил майору Стрельцову, опустившись рядом с ним на колени и взявшись пальцами за запястье левой руки, – Эдик! Ты меня слышишь?!

Вместо ответа изо рта Эдика полилась ярко-алая кровь, по телу волной пробежала судорога и чёрно-белые полосатые иглы, торчавшие в спине майора, закачались с сухим безжизненным треском, смутно напомнив мёртвый камыш на солончаке под волнами горячего степного ветра. Майор Стрельцов, кажется, умер. Так подумал я и горькую догадку мою не замедлил подтвердить господин Аймангер:

– Вы ничем не сможете ему помочь, генерал! – произнес он с подобающей для таких случаев печалью, – Это стрелы асмарды – крупных летающих насекомых, смертельно ядовитых и размером достигающих упитанного лесного тетерева. Ваш мир наполняется монстрами, ребята, с которыми вам всем будет очень трудно ужиться. И надо что-то делать, срочно необходимо что-то предпринять!! – он впервые за время нашего знакомства с ним, не справился с эмоциями и повысил голос.

Глава 22

Сергей Семенович медленно поднялся с корточек, и я увидел, как в волевом выражении генеральского лица, украшенного двумя симпатичными мужественными шрамами, словно бы прошла трещина, засвидетельствовавшая раскол фундамента стальной психики генерала на две половины или, может быть даже – сразу на несколько, ничем не связанных между собой, кусков.

– Бедный, бедный Эдик…, – только и мог проговорить генерал, – неужели его нет больше…, – но нет – крушения великого человека не получилось, Сергей Семенович сумел взять себя в руки, залив возникшие трещины малодушия цементным раствором несгибаемой воли. Однако вместе с возвращением душевного равновесия пришло и понимание полной безысходности ситуации. Он подошел к окну, и отдернул красную занавеску, в надежде увидеть необычайные события, происходившие на улице. Но… мы ничего не увидели понятного и ясного – такие уж свойства имел апарц, заколдованный цыганский дом. Окна оказались совсем непрозрачными и имели внешний вид замороженных – поверхность стекол переплели причудливые хитросплетения неведомых цветов и трав, переливавшихся самоцветными зеленоватыми и оранжевыми оттенками. Несколько секунд генерал молча смотрел в окно апарца и спросил:

– Что, черт возьми, происходит, господин Верховный Унгард? Что произошло с окнами?

– Это не окна и мы с вами – не в доме. Так что не горячитесь, генерал. Во всяком случае, вам с вашим молодым сотрудником внутри апарца ничего не может угрожать, – повторюсь ещё раз… – в глазах Верховного Унгарда мелькнуло не наше, не земное, холодное пламя душевного состояния, не имевшего аналогий с содержимым реестра человеческих эмоций, и он добавил он ещё загадочную фразу: – Времени в апарце нет – оно не может сюда проникнуть, поэтому внимательно следите за временем….

Я вновь невольно поймал я себя на пугающей мысли – а не брежу ли я, и все ли в порядке с головой моей?!

Если немедленно уничтожить апарц, это может предотвратить катастрофу?! – услышал я вопрос Панцырева, адресованный Аймангеру и недоуменно посмотрел на генерала – он стоял, покачиваясь от чрезмерного внутреннего возбуждения с пяток на носки, зацепив пальцами обеих рук пояс брюк, и в темных глазах генерала неугасимым черным пламенем горела отчаянная решимость летчика-«камикадзе».

– Нет, – уверенно ответил генералу Верховный Унгард, – необходимо ликвидировать начальное звено в цепи развернувшихся спонтанных проникновений жителей Алялватаски в пределы Параллели «Икс-Сорок». Я имею ввиду Стрэнга, его мне нужно вернуть во что бы то ни стало, ибо Стрэнг ничто иное, как улетевшая в неизвестность душа моя…, – лоб и лицо Аймангера покрылись еще более обильным потом, он громко, мучительно, протяжно икнул и безвольно опустил голову, спрятав от нас с генералом Панцыревым удивительные хризолитовые глаза и всем своим видом стал напоминать обычного проворовавшегося цыгана, арестованного сотрудниками милиции на месте преступления.

Через несколько секунд он не без труда поднял голову, приоткрыл рот, намереваясь, что-то сказать, и… замер. Замер он не просто так, как человек, внезапно решивший к чему-либо внимательно прислушаться, нет – он замер навсегда, сделавшись таким же неподвижным, как и, сидевшие по соседству с ним стеклянные цыгане.