Книга Царь и схимник - Александр Холин

* * *

Старец Алексий долго молчал, осмысливая этот рассказ. Император же сидел на краешке деревянных нар, как гимназист первого класса, и боялся пошевелиться. Наконец схимник поднял глаза на Государя, и тот увидел в глазах чернеца слезы.

– Отец мой… – первым стремлением Александра было утешить чем можно святого монаха, который даже заплакал, услышав исповедь царя.

– Ах, оставь, чадо, оставь! – махнул рукой схимник. – Господь дал мне сей час прозреть, ради чего ты покидаешь престол, Государь. Я человек старый и много видел на свете, благоволи выслушать слова мои: до великой чумы в Москве нравы были чище, народ набожнее. После чумы нравы испортились, будто русский народ поразила беда неминучая, противу которой московская чума – плачь младенца. В 1812 году наступило время исправления набожности, токмо по окончании войны с французом нравы еще более испортились. Ты – Государь наш, и должен до конца жизни бдеть над нравами, в каком бы чине тебе ни пришлось возносить молитвы. Ты – сын Православной церкви и должон любить и охранять ее. Так хочет Господь Бог наш!

– Но я не все еще решил, – пробовал отбояриться Александр.

– Оставь, – снова отмахнулся старец. – Становись на колени.

Император послушно преклонил голову. Схимник же, положив епитрахиль исповеднику на голову, перекрестил его широким жестом:

– Да будет благословение Божие с тобой, чадо. Да поможет тебе Господь нести крест твой и да будет воля Его в делах и молитвах твоих, – старец поднял императора на ноги, поцеловал в лоб и, не говоря больше ни слова, подтолкнул к двери.

Уже в дверях Александр оглянулся и произнес:

– Многие длинные и красноречивые речи слышал я: но ни одна так мне не понравилась, как твои краткие слова. Жалею, что я давно с тобою не познакомился. А благословение твое будет мне истинной поддержкой и светочем во всех делах моих, – сказав это, император спустился к ожидавшей его коляске.

Глава 4

Утро пришло вместе с солнечным лучиком, щекотавшим нос Давида. Тот фыркнул, открыл глаза и убедился, что лучику вовсю помогает его новая знакомая.

Девушка лежала рядом, в руках у нее было белое птичье перышко от подушки, которым она успешно обрабатывала ноздри спящего мужчины. Увидев, что тот проснулся, девушка зарылась лицом в подушку, изображая спрятавшего голову в песок страуса, и на несколько минут затихла. Не слыша с противоположной стороны никаких реакций, обнаженная разбойница решила взглянуть на предмет своего внимания.

«Предмет» оказался в пробудившемся состоянии и с улыбкой ждал, когда «страус» перестанет прятаться.

– Ты очень красивая, – подал голос Давид. – Хотя и хулиганка.

– Красивая хулиганка? – уточнила девушка.

– Очень красивая!

– Красивее не бывает?

– Может, и бывает, да только я не видел. – Давид немного помедлил. – Послушай, не хочешь ли сказать, как тебя зовут? Ведь я еще ночью назвал свое имя, но «алаверды»[35] не последовало.

Девушка одной рукой полуобняла его, другой рукой, с зажатым в пальцах перышком, принялась щекотать щеки Давида:

– Знаешь, у меня с именем тоже не все в порядке. И тоже родители виноваты. Зови меня просто Бусинкой.

– Почему Бусинкой? – удивился Давид.

– Ну, все тебе прямо сразу знать хочется! – возмутилась девушка. – Не сразу Москва строилась.

– Так это Москва, – хмыкнул парень. – В любом доме прежде, чем появятся кухни, спальни и прихожие, надо над фундаментом стены возвести и крышу настелить. А мы с тобой уже в спальне! Причем я без всяких задних мыслей сразу начал о себе рассказывать. Пусть еще не слишком много, но имя назвал сразу. Ты не хочешь, чтобы я знал имя, но про Бусинку-то должна рассказать?

– Ну, хорошо, – согласилась она. – Давай поиграем: я тебе что-то рассказываю из своего прошлого, ты мне. Только не ревнуй, пожалуйста.

– Договорились.

– Так вот. В девятом классе у меня была первая любовь. До этого почти все мои подружки уже умели с мальчиками обращаться, а мне все как-то недосуг было. А тут влюбился в меня одноклассник, Юра. Это случилось, когда мы в Петербург на экскурсию поехали.

– То есть в Ленинград, – уточнил Давид.

– Ага, – подтвердила девушка. – Наша классная руководительница, Алла Павловна, когда узнала, что, дожив до девятого класса, почти никто из нас в Питере не был, организовала нам поездку. В первый день у нас запланировано было путешествие по островам города, во второй – путешествие по каналам, три дня на Эрмитаж, а последний день на Исаакиевский собор и Александро-Невскую лавру.

Так вот, когда путешествовали по каналам, под одним из мостов нам показали маленькую медную статуэтку чижика, которая находилась там под водой. Говорят, что именно из-за статуэтки возникла песенка: «Чижик-пыжик, где ты был…» И еще с этой статуэткой была связана одна романтическая любовная история. Вероятно, я восхищалась этой историей громче всех, потому что на следующий день Юрка притащил мне этого чижика и признался в любви. К тому же птичка держала в клюве настоящую жемчужину, которую я тут же назвала бусинкой. Юрке понравилось, и он закрепил за мной это прозвище. Только я до сих пор не представляю, как смог мальчишка в чужом городе украсть из-под моста статуэтку чижика?!..

Но ничего, что чижик украден. Ведь этим государством с 1918 года управляют преступники, у которых за кражу больших денег выделяют место в правительстве, а за кражу какой-нибудь мелочи – пожизненно в лагеря без права на переписку. Для меня Юрка выглядел, как занимающий место в Думе. И я… – девушка вдруг запнулась и замолчала.

Давид взглянул ей в глаза и увидел, что они полны слез, готовых хлынуть по щекам обильным водопадом.

– Понятно, – кивнул он. – Ты поверила парню, а его увела из-под носа близкая подруга.

– Как ты догадался? – Бусинка подняла глаза на Давида, но слез уже не было видно.

– Очень просто, – улыбнулся он. – У меня произошла аналогичная история. Мы с тобой просто похожи.

– Ты находишь? – ответила улыбкой Бусинка. – Ну-ка, иди сюда, – она поднялась с постели, потянула за собой Давида.

Их взлохмаченные головы отразились в большом настенном зеркале, но сразу признать лицо девушки похожей на физиономию парня было нельзя. Тем не менее она отметила:

– А ведь действительно чем-то похожи. Наверное, недаром я потянулась к тебе там, в метро.

– Недаром, – согласился Давид. – Я даже благодарен привидению обходчика за то, что он нас познакомил.

– Я тоже. Но теперь твоя очередь что-нибудь рассказать.

– Хорошо, – согласился Давид. – Я об этом еще никому не рассказывал. Так что готовь уши, – он вернулся на постель, а Бусинка уселась рядом. – Мне было одиннадцать лет, и район Кунцево, где жила наша семья, тогда еще не считался Москвой. Даже линия метро кончалась на Пионерской, а дальше – трамваем или автобусом. У нас, кунцевских, были задачи поважнее, чем думать о прокладке метрополитена или с горячим энтузиазмом ехать на какую-нибудь «комсомольскую стройку», где половина «комсомольцев» – уголовники строгого режима.