Книга Требуются отдыхающие - Ирина Мясникова

Кразман улыбнулся, сложил справку и спрятал ее в карман.

– Никак, Люсь, сдриснуть собираешься?

– Пока нет, но тревожный чемоданчик надо иметь под рукой, а в него, как известно, никакую недвижку не положишь!

– Эх, вы, евреи! Вот я поэтому и говорю, что русский в душе, никуда ведь уезжать не собираюсь.

– Все евреи уже давно уехали, сейчас русские тронутся. И те, кто в душе, и те, кто в натуре, – Люська вздохнула, встала с лавочки, поцеловала Кразмана и добавила:

– Буду, Миша, по тебе скучать.

– Да я вроде бы не помер еще, – удивился Кразман.

– Как по компаньону! – пояснила Люська и направилась к своей машине.

– Да! Чуть не забыла, – она развернулась на полпути к автомобилю. – Я, Миша, прекрасно понимаю, что тебе гораздо дешевле меня кокнуть, чем долю мою покупать.

– Отличная мысль! Хорошо, что подсказала. И, как я сам не догадался, – Кразман упер руки в бока и поглядел на Люську бесовским взглядом. От этого взгляда Люське почему-то сделалось нехорошо. И, если сначала она предполагала обшутить с ним эту тему, то теперь поняла, что вопрос подняла правильный. По спине пробежали легкие мурашки, и она вспомнила свою беседу с богом. Конечно, сейчас она поступала, как та самая примитивная и хитрая обезьяна, которую так осуждала, преисполнившись любви ко всему человечеству. Но боженька поймет ее и не осудит, ведь перед ней, уперев руки в бока, стояла не менее хитрая обезьяна. Даже не обезьяна, а лев – царь зверей. И кроме модных очков у этого льва еще были силы и возможности, каких у Люськиной мелкой мартышки не было. Придется как-то изворачиваться. Люська приосанилась, задумчиво постучала себя пальцем по лбу и спросила:

– Аньку Панкратьеву знаешь?

– Ну! – Кразман явно не понял, при чем тут Панкратьева.

– Еённый муж… – начала Люська.

– Правильно говорить надо ейный! – перебил ее Кразман.

– Ага, – согласилась с ним Люська. – Он безопасник. Знает в случае чего, куда бежать и кого сажать.

– Вот пусть и бежит, – Кразман довольно ухмыльнулся.

– Я ему на всякий случай конверт оставила. Там все. И стоимость моей доли, и документы, и бумага на опекунство Ваньки моего, ну, и кого в неприятностях моих надо винить.

– И кого? – поинтересовался Кразман.

– Разумеется, Клаву Кэ. Помнишь, фильм такой был «В моей смерти прошу винить Клаву К.». И этой Клаве, мне кажется, очень выгодно, чтобы мне, пока мы с тобой не рассчитались, никакой камень на голову не свалился.

– Ох уж она эта Клава! Слушай, тебе часом, когда сиськи через клизьму накачивали, в голову ничего не подкачали? Вали, давай, отсюда, и чтоб я тебя до момента нашего расчета больше не видел. Через наш юротдел общаться будем. Совсем сбрендила! – Кразман развернулся и пошел в теплицу.

Обиделся что ли? Вот как тут, спрашивается, в себе обезьяну побеждать, когда никогда не знаешь, правильно она выскочила или нет? Но, так или иначе, обезьяна из Люськи выскочила, поэтому теперь придется ей соответствовать.

На следующий день, собрав нужные документы, Люська помчалась к Панкратьевой. Та находилась на каком-то очередном своем объекте, и Люська застукала ее, гуляющей в задумчивости по огромному застекленному ангару на верхнем этаже новомодного дома. Панкратьева в свое время ушла с работы и занялась собственным бизнесом. Она покупала квартиры, ремонтировала и перестраивала их, а потом продавала. К удивлению Люськи находились странные люди, которые эти квартиры с удовольствием покупали. Люське всегда казалось, что человеку гораздо интересней квартиру под свои цели приспосабливать, руководствуясь собственным вкусом. Оказалось, что некоторым это вовсе не интересно, да и заниматься этим некогда. Они приезжают, в большинстве своем из Москвы, смотрят Анькины квартиры, ахают, потом охают, в результате чего Панкратьева становится богаче и радостно бежит покупать новую квартиру, а то и не одну. Последнее время у нее в работе находилось, аж несколько квартир одновременно.

– Так вот он какой элитный пентхауз! – восхитилась Люська, разглядывая бетонный пол, с торчащими из него трубами. В помещении площадью не менее трехсот метров не было ни одной стенки, кроме небольшой, в которой находилась входная дверь. Остальные стены, отделявшие квартиру от улицы, были выполнены полностью из стекла от пола до потолка.

– А ты говоришь, чтоб я из Купчино в ваш центр переезжала. У нас там хоть стены есть и горшки расставлены. И как тебя угораздило в такой сарай вляпаться?

Люська подтянула свою узкую юбку повыше, изобразила два балетных прыжка и пропела «Люди гибнут за металл». По огромному помещению раскатилось гулкое эхо.

– Тут прямо концерты можно устраивать, ты где рояль-то установишь? Ой! Да тут роялем не обойдешься, целый оркестр можно разместить. Яму для оркестра копать будешь?

– Хорош прикалываться! Это не мой сарай, а моей клиентки, – Панкратьева задумчиво подошла к окну и чего-то записала у себя в блокноте.

– Клиентки? Вот оно как! Приплыли, называется. Ты ж клиентов не берешь. Неужто, так тебя гигантизм этот разобрал, что ты согласилась? – удивлению Люськи не было предела. Ведь Панкратьева принципиально не работала на заказ, объясняя это тем, что не сможет вынести дурной вкус и страсть к позолоте, поразившую в последнее время большинство богатых людей страны.

– Нет! Я человеку помогаю. Она подруга одной моей покупательницы. Тут свободная планировка предусмотрена, а она не знает, что с этим делать, – Панкратьева пнула ногой, торчащую из пола трубу. На работу Анька одевалась в скромный брезентовый комбинезон с карманами и ботинки на толстой подошве. Берегла гардеробчик, потому что все время ходила перепачканная в мелу и цементной пыли.

– У этой дамочки болезнь головы внезапно приключилась? В здравом уме такое прикупить – это постараться надо, – Люська встала в третью балетную позицию и обвела рукой стеклянный сарай.

– Да, ладно тебе. Тетка она хорошая, наш человек. Ее компаньон попутал. Ты ж знаешь, как эти компаньоны запутать могут.

– Ой! Кстати про компаньона! Я ж к тебе по делу! – за этими разговорами Люська чуть не забыла, зачем тащилась в столь ненавистный ею центр города.

– Неужели! – съязвила Панкратьева. – А я думала, что ты поиздеваться надо мной явилась

– Это я попутно, не могла удержаться, а дело вот какое – я от Кразмана ухожу.

– С ума сошла! А как же твоя доля? – удивленно поинтересовалась Панкратьева.

– Все здесь, – Люська достала из сумки толстую папку с документами. – Здесь оригиналы учредительского договора, устав на всякий случай. Расчет оценочной стоимости активов, расчет моей доли. Все есть. Тут вот я еще сделала у нотариуса завещание. На, отдай все своему Тимонину.

– Зачем это?

– Я его Ванькиным опекуном назначила. Тут все написано.

У Панкратьевой глаза полезли на лоб. Однако она послушно взяла папку и засунула ее себе в сумку.