Книга Петр III - Николай Павленко

В мае 1745 г., когда императрица велела расселить жениха и невесту в помещениях, расположенных не рядом, а в дальнем расстоянии друг от друга, великий князь заявил, что по этой причине он не может «часто видеться со мной». «Я хорошо чувствовала, как ему мало было до меня дела, и как мало он меня любит».

Время обнаружило противоположный уклад жизни жениха и невесты и глубокие различия в их интересах. Екатерина проводила время в чтении книг, оказавшихся под рукой, среди которых было и немало пустых сочинений. Ей повезло: в Москву, где находился двор, прибыла шведская делегация для приглашения Петра Федоровича на шведский трон, в составе которой оказался ее старый знакомый граф Гелленбург. Этот умный и образованный человек еще во время встречи с принцессой в Гамбурге упрекал ее мать, что она уделяет мало внимания воспитанию дочери — «дитя выше своих лет — что у нее философский склад ума». Гелленбург дал Екатерине разумный совет: «надо питать душу лучшими книгами», авторами которых были Плутарх, Цицерон, Монтескье. Екатерина воспользовалась этим советом и позже признала, что «склад ума моего и души моей образовался под его (Гелленбурга. — Н. П.) значительным влиянием».

По-иному тратил время великий князь, которому в 1745 г. исполнилось 17 лет: он либо «дурачился» со своими лакеями, либо «предавался обыкновенному ребячеству», ранее тайно, а теперь едва ли не в присутствии воспитателей Брюммера и Берхгольца он играл в куклы и в солдатики, то есть предавался развлечениям, «удивительным для его возраста».

В результате Екатерина приобрела знания и развивала свои способности, в то время как Петр Федорович пребывал в ребяческом возрасте и владел весьма скромными сведениями, полученными от наставников.

Екатерина, в результате замужества ставшая великой княгиней, отметила, что великому князю «все равно, тут ли я или нет» и «что ему приятнее было оставаться со своими приближенными», чем с нею. Великая княгиня в своих мемуарах готовила читателя к мысли о необходимости ей иметь фаворита. Она решила подавить чувство ревности к признаниям супруга о любви к фрейлинам одним средством — «не любить его. Если бы он желал быть любимым, то относительно меня это вовсе было нетрудно; я от природы была наклонна и привычна к исполнению моих обязанностей, но для этого мне был нужен муж со здравым смыслом, а мой его не имел». В другом месте она писала: «По приезду моем в Россию и в первые годы нашего брака, если бы человек этот захотел хотя сколько-нибудь быть сносным, сердце мое было бы отверсто ему. Но я видела, что из всех возможных предметов, он обращал на меня наименьшее внимание именно потому, что я была его женой».

Летом 1745 г. новобрачные совершили подобие брачного путешествия — Елизавета Петровна отправилась в Киев для богомолья в Печерском монастыре и велела туда же ехать молодоженам, а также матери Екатерины, которая все же покинула Россию в сентябре того же года.

26 июля кортеж великого князя, его супруги и Иоганны Елизаветы отправился в путь, а императрица с роскошным картежем выехала из Москвы несколько позже. Путешествие, судя по «Запискам» Екатерины, оставило у нее благоприятные воспоминания: «Мы ехали небольшими переездами… Нам было очень весело… Таким образом в конце третьей недели прибыли в Козелец, где провели время до конца августа, а затем отправились вместе с Елизаветой Петровной в Киев, где пробыли две недели».

Худ. Георг Кристоф (Христоф) Грот. Портрет великого князя Петра Федоровича. 1743 г.

Холст, масло. Государственная Третьяковская галерея, Москва

После возвращения в Москву ослабленный путешествием великий князь заболел ветряной оспой в тяжелой форме. Петр Федорович, однако, хоть и медленно, но поправлялся и 15 декабря 1745 г. вместе с двором императрицы отправился из Москвы в Петербург.

В зимние месяцы 1746 г. двор, как и прежде, развлекался разного рода увеселениями. А. П. Бестужев извещал графа Воронцова в январе: «Ныне у нас карневал и маскарадные забавы на основании тех, кои при жизни е.и.в. Петра Великого были, начались таким образом, что в домах первого и второго классов оные в учрежденные к тому дни держатся и где наша всемилостивейшая государыня самодержица, со всею своею высочайшею императорскою фамилиею и придворным штатом находиться изволит, к чему весь генералитет и знатное шляхетство равномерно ж приглашается, так что от трех до четырехсот масок вместе бывает».

Во время одного из таких «карневалов» великий князь простудился и сильно заболел. Императрица была крайне озабочена болезнью племянника и по нескольку раз в день навещала его. Переживания выпали и на долю супруги, которую совершенно не устраивала судьба вдовы, — она тоже проявила заботу о нем частыми к нему визитами. Но как только Екатерина обнаружила, что у супруга дело идет на выздоровление, она заметила, что он «нисколько не заботится о моем присутствии» и предпочитал оставаться со своими приближенными. Это было начало семейного разлада.

В апреле 1746 г. произошло второе событие, усложнившее отношение на этот раз не с супругой, а с самой императрицей. Восемнадцатилетний великий князь жил в комнате, соседствовавшей с покоями Елизаветы Петровны, в которых она принимала фаворита и лиц, пользовавшихся ее особым доверием. Великий князь, вооружившись коловоротом, просверлил несколько дыр, в которые разглядывал, что происходит в комнате тетушки, причем подсматривал не только сам, но и приглашал утолить любопытство присутствовавщих, в том числе и супругу, которая категорически отказалась принять приглашение.

Поступок великого князя стал известен императрице, и его нескромность вызвала у нее такой гнев, что она использовала множество оскорбительных слов в его адрес и напомнила, кому он обязан своим нынешним положением. После этого эпизода Елизавета Петровна решила усилить контроль за поведением племянника, а затем и Екатерины, приставив к ним для присмотра супругов Чоглоковых. Эта пара, по мнению императрицы, способна была стать образцом для великокняжеской четы, поскольку слыла блюстительницей семейного очага — хранительницей его считалась супруга, беспредельно влюбленная в своего мужа. Другим поводом для присмотра над молодоженами было отсутствие у Екатерины признаков, что она в скором времени родит наследника или наследницу — истек год после свадьбы, а Екатерина не давала императрице оснований для радости.

В результате 10 мая 1746 г. вице-канцлер А. П. Бестужев представил Елизавете Петровне две инструкции: одна из них предназначалась для «знатной дамы», главная задача которой состояла в строгом соблюдении условий, могущих способствовать приращению великокняжеской семьи. На нее возлагалась обязанность наблюдать «брачную поверенность между обеими императорскими высочествами». Даме также поручался присмотр за нравственностью Екатерины, для чего надлежало всегда «неотступно за нею следовать» и пресекать ее фамильярность с придворными кавалерами, пажами и лакеями, а также возможность передачи через нее разного рода записок, устных поручений и прочее.

В одном из пунктов инструкции виден интерес ее составителя к личности великой княгини — он, будучи человеком проницательным, обнаружил в ней склонность к интригам, поэтому ей было запрещено вмешиваться «в здешние государственные или голштинского правления дела». Переписываться с иностранными корреспондентами разрешалось ей через коллегию иностранных дел, в которой сочинялись письма, а Екатерине оставалось лишь поставить под ними свою подпись.