Книга Свита мертвой королевы - Юлия Андреева

Мы поднялись на второй этаж и, пройдя по узкому, заставленному всяким хламом коридорчику, оказались возле дверцы на чердак. Там дон Санчус подобрал полы своего плаща и, кряхтя и жалуясь на возраст, полез наверх. Чердак, на который мы забрались, был местом, где несчастного Родригу нашли повешенным.

Понимая, что придется встретиться с повешенным, я готовила себя заранее не испугаться, но этого не случилось. Дон Санчус замер на пороге, мешая мне проникнуть внутрь. Какое-то время он молча изучал окружающую обстановку, потом сделал молниеносный наклон и поднял что-то с пола.

Обливаясь потом, я втащила на чердак сундучок и, оглядевшись, заметила, что дон Санчус держит в руке кусок пеньковой веревки за два двадцать, дорогой и весьма эластичной. Ее покупали в основном на корабли, для крепления всевозможного груза, так как она была устойчива к влаге и почти не гнила.

– Любопытно, очень любопытно… – дон Санчус поднес веревку к единственному крохотному окошечку, продолжая разглядывать ее. – Ферранте, твои глаза, мне думается, лучше моих. Не кажется ли тебе, что это кровь?

С содроганием я взяла веревку. Да, действительно, рыжеватые следы могли быть кровью или ржавчиной. Желая хоть в чем-то помочь своему господину, я пересказала все, что знала об этом сорте веревок. Дон Санчус выслушал мой отчет с величайшим вниманием и даже похвалил меня за помощь, что случилось с ним впервые.

– Вот на точно такой веревке и повесили молодого господина. – На чердак за нами поднялся толстяк управляющий, чье необъемное тело с трудом протиснулось в узкий дверной проем.

– А где же та самая веревка? – дон Санчус взял управляющего под локоток. – Я надеюсь, ее сохранили.

– Да кому она нужна-то, после удавленника? – вытаращился толстяк. – После удавленника на нее разве что ведьма какая или колдун польститься могут, а истинный христианин никогда.

– Так где же веревка? – переспросил уже терявший терпение дон Санчус, понимая, что на найденном им крохотном кусочке можно было повесить разве что крысу.

– Я хотел выбросить ее, чтобы отвести порчу от дома, но госпожа строго-настрого приказала ничего не трогать до вашего приезда, так что она внизу, там же, где и тело молодого хозяина, – управляющий отер пот со лба.

– Потом о порче. Скажи сперва, где именно повесился дон Родригу и кто его нашел.

– Господин висел вот на этом крюке, на котором мы обычно вешаем копченый окорок, – при воспоминании об окороке управляющий блаженно улыбнулся. – Утром служанка и ее парень полезли на чердак по срамному делу и наткнулись на несчастного дона Родригу. Девка в слезах с самого утра, не вылезает из кухни, боится. А ее полюбовник – наш кучер возил к вам донью Констанцию.

– Не обратил внимания, – дон Санчус задумался. – Ладно. Я хотел бы осмотреть тело, а потом пришлешь мне этих полюбовников, да смотри, не спугни их. Чтобы не сбежали. Что-то не нравится мне все это.

– Да куда уж хуже? Хоронить молодого хозяина как порядочного человека не будут. Куда уж хуже, – поддакнул управляющий, пропуская дона Санчуса перед собой на лестницу.

– А почему это вы вешаете окорок столь далеко от кухни? – сощурился дон Санчус.

– На кухне ему жарко, – развел ручищами управляющий. – Кроме того, есть опасность, что ночью кто-нибудь из слуг доберется. А тут… Посудите сами, на чердак можно пройти двумя путями. Через конюшню и наверх, сразу же за сушилкой для сена, но там лошадки могут занервничать. Или через весь дом, но тогда – мимо комнат госпожи, ее трех дочерей и ихних служанок. Пока доберешься – тебя несколько раз спросят, куда и зачем. Так что место вполне надежное. Только сейчас окорока и не должно было там быть. Потому как не сезон. К зиме будет. А сейчас плохое время для забоя скотины – лето…

Мы спустились в коридорчик и неспеша проследовали за управляющим на первый этаж, где в самой холодной комнате лежал накрытый белой простой материей труп.

– Госпожа разрешила нам осмотреть тело, – произнося это, дон Санчус избегал взгляда управляющего. Его внимание было поглощено вытянувшимся на столе молодым человеком.

Я вздохнула и подошла ближе к телу. Все равно рано или поздно хозяин потребовал бы этого, и я поторопилась исполнить его желание.

– Что ж, – дон Санчус перекрестился и тоже приблизился к покойнику, снимая с него простыню. – Лицо почернело, как при удушении, – констатировал он. После чего приподнял веко трупа. – Сосуды… М-да. Два признака удушения. Бедная донья Констанция! – Он оглядел облаченное в дорогое сюрко и узкие штаны тело и поднял бледную руку трупа, рассматривая что-то.

Мы затаили дыхание.

– Ферранте, мальчик мой, – поглядите, пожалуйста. Не кажется ли вам, что дона Родригу связывали?

Я посмотрела на запястья, на которых остался четкий красноватый след.

– Что ж, может быть, может быть… Хотя судья явно не примет в расчет ссадины на запястьях, если только мы не отыщем что-нибудь более существенное, – не дожидаясь моего ответа, мурлыкал себе под нос дон Санчус. – Дон Родригу был в этой одежде?

– Нет… он был в ночной рубашке, но… дело в том… – управляющий затрясся. – Дело в том, что мы ее выбросили…

– Как это выбросили? Я же приказал ничего не выбрасывать! Ничего не трогать! – Дон Санчус перешел на крик.

– Но тогда мы еще не знали, что священник откажется хоронить. Мы обмыли тело бедного дона Родригу, обрядили в лучшие одежды, пригласили святого отца… а он…

– А рубашку, почему вы выбросили рубашку? – Дон Санчус сорвал с головы шляпу и, бросив на пол, в сердцах начал топтать ее ногами.

– Потому что она была слишком грязная… ну, вы понимаете, вся в пыли, точно ее валяли по полу, потом, должно быть, в петле господин того, малость расслабился… Нельзя же было показывать столь нечистую вещь добрым людям! – управляющий привычно защитил лицо, когда дон Санчус попытался отвесить ему оплеуху. – Если бы я предъявил вам такую гадость, донья Констанция от стыда сама бы опосля сиганула в петлю, да и я… Пусть лучше меня подвесят за большие пальцы рук, а на ноги прикрепят по мешку с песком, но я не стану выискивать по выгребным ямам эту грязную тряпку! – произнося свою тираду, управляющий снова раскраснелся и вспотел. Лицо его теперь горело возмущением, перемешенным с радостью оттого, что он сумел выйти с честью из столь опасного положения, дав достойный отпор и показав себя настоящим героем.

Правда, мой господин так не считал. Я хотела все же вытребовать у упрямца чертову рубашку, но дон Санчус велел мне оставить управляющего в покое. Он осмотрел концы веревки, на которой был удавлен дон Родригу, и все они оказались отрезанными острым ножом, причем недавно, потому что кончики не были еще разлохмачены, как это случается с веревками, сплетенными из множества волокон.

Дон Санчус подозвал меня к себе, распорядившись держать голову покойника. Вздохнув, я выполнила то, что от меня требовалось. Дон Санчус нажал на нижнюю челюсть трупа и открыл ему рот.