Книга Тигровая шкура, или Пробуждение Грязнова - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И он хихикнул негромко, добавив при этом:
— Вот, трезвый и неопохмеленный, всю до копеечки зарплату домой везу.
В гостиницу Грязнов вернулся поздно вечером. Поездка на место преступления, разговоры и беседы посторонних яснее ясного указывали на то, что убийца, стрелявший в Шаманина, ошибиться не мог. Над Стожарами в тот вечер висела нарастающая, почти полная луна и, будто громадным, с желтоватой подсветкой фонарем, высвечивала и кедровник, и дорогу. Выходит, преступник собирался стрелять именно в него, в Сергея Шаманина, прекрасно зная о том, что тот находится в гостинице и не уехал последним автобусом.
Но кто, кто мог стрелять в парашютиста, если за своих земляков практически поручился летнаб Прошляков, и разваливается версия относительно слухов об униженно-оскорбленном женихе Марины Шаманиной?
И еще один вопрос не давал покоя Грязнову.
Кто мог знать о том, что Шаманин навестил в этот вечер Кричевского? Буфетчица? Дежурная? Или, может, администратор?
Мотченко пообещал провести по всем трем самую тщательную проверку, однако на это потребуется время.
Не мог заснуть в эту ночь и летнаб Прошляков. Он и до ста считал, и пару таблеток элениума принял, и закрывал глаза — и вот он, будто живой Серега Шаманин.
«Неужто прав этот столичный дока и именно последний пожар, а не пьяная месть Кургузого, причина убийства Шаманина?» — изводил себя летнаб и в который уже раз пытался восстановить в памяти тот день, когда прилетел на пожарище в Дальнее урочище, чтобы забрать оттуда людей.
Выслушав сообщение Сергея о случившемся, он задал вопрос, который задавал ему десятки, если не сотни раз: «С чего начался пожар? Сухая молния? Незатушенный костерок у подножья сопки? Или все-таки умышленный поджог?»
Припоминая этот момент, Прошляков вдруг почувствовал какую-то неискренность в ответе Шаманина. Ну да, конечно, припоминал Прошляков, Сергей как-то неестественно передернул плечами, вроде бы откашлялся и только после этого сказал виновато: «Не знаю… пока».
Да, он так и сказал: «Пока». А ощущение было такое, словно тот знал что-то большее, но не хотел говорить. И все это, вместе взятое, не походило на того Шаманина, которого знал он, летнаб Прошляков.
«Выходит, Сергею было что-то известно относительно пожара, но он хотел до поры до времени скрыть? — подвел итог своим размышлениям Прошляков. И сам себе ответил: — Выходит, что так. И в этот же день его и Кричевского подкараулили в кедровнике…»
Стараясь не разбудить жену, он поднялся с кровати, босиком прошлепал на кухню, где у них стоял телефон, снял трубку:
— Гостиница? Это Прошляков говорит. Да, Дмитрий Владимирович. Там у вас Грязнов остановился, будьте любезны, передайте ему, чтобы перезвонил мне. Домой. Телефон он знает.
Над головой звенел комар. Грязнов отмахнулся было рукой, но, поняв, что этот занудливый кровопийца, к которым он так и не смог привыкнуть за время своей работы в Пятигорье, все равно не оставит его в покое, открыл глаза. За окном наполнялось радужным солнцем августовское воскресное утро. Можно было бы и поспать подольше — воскресенье оно и в Африке воскресенье, однако в нем уже окончательно проснулись забытые, казалось, инстинкты старшего оперуполномоченного по особо важным делам Московского уголовного розыска, и теперь он уже не сомневался, что пока не раскрутит стожаровский клубок с тигром для президента, он уже и спать спокойно не сможет, да и мозги будут работать в единственно нужном направлении. А мозгами пораскинуть было над чем.
Сунув ноги в мягкие тапочки из оленьей кожи, подаренные ему на день рождения пятигорскими охотниками, он сделал пару резких движений и несколько раз отжался на дощатом полу. А когда понял, что проснулся окончательно, бодро прошелся к умывальнику, по пути включив телевизор.
Решив по мере возможности не связываться с местной столовой, он нагрел кипятильником кружку воды, заварил чай покрепче, достал из тумбочки стола пачку сахара, оставшийся с вечера слегка зачерствевший хлеб и аккуратно развернул огромный пакет со свежекопченым лососем, что вручил ему накануне вечером летнаб Прошляков, когда провожал с аэродрома в гостиницу. «Чтоб было чем закусить».
Купаясь в теплых лучах, за окном ошалело чирикали воробьи, на экране телевизора мелькали кадры какого-то давно забытого фильма про любовь, аппетитным розовым куском развалился на подстеленном клочке газеты убийственно пахнущий лосось, в меру заварился чай, — словом, все располагало к спокойному анализу того, что удалось наскрести, а точнее говоря, не наскрести, в Стожарах. Подумать было о чем.
Вчера, после ночного телефонного звонка Прошлякова, который припомнил неестественную для Шаманина угрюмость и столь же неестественную для него недосказанность, когда тот докладывал о возможной причине последнего пожара, майор Мотченко затребовал вертолет, и они втроем, высадившись на песчаной косе разлившейся в этом месте протоки, прочесали урочище Дальнее, пытаясь найти причину столь странного и оттого непонятного для Шаманина поведения. Они уже заканчивали обход пожарища, как вдруг у самого подножия сопки наткнулись на выгоревшую землянку, которая все еще продолжала вонять сгоревшей рыбой, и уже не было сомнения, что именно отсюда вверх по сопке шел огонь. Никаких следов, которые могли бы вывести на виновника пожара, зато по всему пепелищу четко проступали следы кирзовых сапог сорок четвертого размера. Теперь уже не оставалось сомнений, что землянку эту Шаманин видел и даже спускался в ее прогоревшее нутро, и естественно, что Грязнов не мог не задать вопроса, который крутился у него на языке: «Почему?.. Почему Шаманин не доложил об этом летнабу, когда тот прилетел в урочище, чтобы снять парашютистов с пожарища? Он что, все-таки скрывал порой виновных земляков, хоть и слыл в Стожарах принципиально-неподкупным человеком?»
— Чушь! — обиделся за своего парашютиста летнаб.
— Так почему же в таком случае он скрыл этот факт?
— Получается, были на то причины, — подал голос майор, отгоняя веткой особо нахальных комаров.
— Вот и я о том же. А посему можно предположить, что Шаманин по каким-то приметам узнал хозяина этой землянки, но даже при его принципиальности вынужден был скрыть этот факт. Почему?
Именно это злосчастное «Почему?» и не давало ему покоя.
Впрочем, один из вариантов ответа лежал буквально на поверхности.
По каким-то только ему известным приметам Шаманин догадался, кто именно коптил в этой землянке выловленную в протоке кету, и оттого, что этот человек был довольно близок ему, он до поры до времени воздержался сдавать его летнабу. Как говорится, все мы люди, все мы человеки, — и даже самые принципиальные идут порой на компромисс, чтобы спасти от той же тюрьмы друга, родственника или просто хорошего знакомого.
Правда, эта версия не имела какого-либо отношения к той трагедии, что случилась в кедровнике, — не станет же спасенный тобой человек сначала стрелять в тебя из-за угла, а потом добивать контрольным выстрелом в голову. И все-таки она требовала своей отработки.