Книга Кинжал без плаща - Александр Леонидов

Мезенцов был умным человеком. Он слишком остро осознавал свое угасание и торопился. Торопился, например, убить Президента РФ. Понимал, что завтра уже может не «хватить заказчика». Торопился он и вспомнить недолгие минуты отведенного ему счастья в напряженной, боевой, прошедшей на передовой глобального сражения жизни…

Таня Лузина была такой минутой.

Если он и любил когда-нибудь кого-нибудь, то он любил только ее.

Вопреки всему.

— Хватит трепаться! Наш козырь — террор! — гомонил в трубку сотового телефона Валера Шаров из Москвы.

Мезенцов как раз хотел дать этому «террористу Ивану Помидорову» по шапке за нарушение конспирации, когда увидел ЕЕ…

Вначале он увидел раскиданные ветром рыжеватые волосы, казалось, те самые, которые так восхитили его в 1978 году, в день защиты его кандидатской диссертации…

— Валер… Я перезвоню…

Короткие гудки…

Это была она. Она, хотя она не могла быть в XXI веке такой юной, стройной и привлекательной. Это было вопреки всем законам природы. Но это была она…

Мезенцов опустил бронированное стекло лимузина. Она стояла над озером, живописно закинув тонкие руки, подставляя лицо ветру, и ее рыжеватые пряди летели куда-то в далекое, безвозвратное прошлое олигарха…

— Таня? — позвал он, как завороженный сумасшедший.

Она и бровью не повела.

— Лузина?!

Она обернулась. Посмотрела удивленно — мол, откуда вы меня знаете?

— Тридцать лет, как Лузина… А вы кто такой, знаток?

— Вы Татьяна Лузина?

— Я Алена. А Татьяна Лузина — это моя мама. Она уже умерла. Вы ее знали?

— Простите, не сочтите за нахальство… Я… то есть, мне очень неловко, поверьте… Но кто ваш отец?

— У меня никогда не было отца…

* * *

— Живу в Палаццо-Роттэ… — сообщала капитан Альмухаметова через пару дней по каналу оперативной связи. — Как в раю… Старик очень мил… Завалил мой будуар розами… Как ему сказать, что у меня на пыльцу аллергия?

— У вас уже было? — спросил Муромов, ощутив вдруг нелепый и оттого еще более острый укол неожиданной ревности.

— Что «было»? — женщины неподражаемы в своем непонимании того, чего не хотят понимать.

— Динара, что ты школьницу корчишь?! Секс уже был?!

— Нет. А надо, что-ли?!

Муромов ощутил волну горячего, мальчишеского желания немедленно вырвать ее из палаццо и дотащить до ближайшего дешевого мотеля. Он едва не выпалил, что «нет, не нужно». Но нельзя. Дело прежде всего.

— Ты думаешь, если целку разыгрывать, он тебя долго при себе держать будет?!

— Товарищ полковник, тут такое дело… Тут… Кажется, старик решил, что я его дочь…

Упс! Перелет! — пронеслось в голове Муромова. Об этом он как-то не подумал. Хотя, может быть, оно и к лучшему…

А если она купится на богатое наследство и продаст ГРУ, станет работать на Мезенцова? Хотя, нет, конечно, ведь вся эта лузинская легенда дутая, ее проколоть легко, как воздушный шарик, и она это знает…

* * *

«Хватит трепаться! Наш козырь — террор!». В который раз проматывая материалы прослушки, Муромов обдумывал эту фразу Шарова. Террор. Против кого?! Звучит зловеще…

У людей масштаба Мезенцова врагов немного, и все они из «высшей лиги». Этот не станет пачкаться об какого-то губернатора или замминистра. Кого и зачем собираются терроризировать Мезенцов и его «бригады»?!..

…Подручный Олега Горелова, некто Рог, весь потный от напряжения и бесформенный, как украинская галушка, смотрел в глаза полковника ГРУ сверху, с напряженным ожиданием:

— Ну, будешь говорить?! Или ноги бензопилой отрезать?! Бензопилы в России все на наших заводах делают, так что…

Может быть, это была не слишком важная стратегическая информация, но Горелов осек холуя:

— Рог, однажды твой язык у тебя вырвут вместе с жизнью…

— А чего такого, шеф! — ухмылялся Рог — Он все равно покойник, и отсюда не выйдет…

— Иди-ка, кофейку нам сделай! — выпровадил Рога Олег.

— На это «шесты» есть, шеф!

— Любишь ты, Рог, все другим передоверять… Херово ты работаешь… Если прошу тебя сделать кофе, значит, надо пойти и сделать…

Рог обиженно ушел. У них тут вольница, в этой богадельне — подумал Муромов.

Они были вдвоем с легендарным «Лекой», но Муромов никогда не думал, что познакомиться придется при таких вот обстоятельствах.

— Ты, сынок, дурака не валяй! — попросил Лека мягко и буднично, словно хлеб со стола передать. — Ты со мной лучше не тягайся, я тебя насквозь вижу… Ты когда в органы пришел, по чьему учебнику учился?!

— Другим ты человеком был, Олег Петрович, когда учебники писал…

— А учился ты плохо, Муромов. Плохо. Мне бы зачет не сдал. Потому что у меня там на видном месте было — «лучший способ выявления — провоцирование»… Как же ты мог, дурачок, подумать, что я девчонку, соплюху, за просто так пущу в отдел связи, да потом в бар, напиться и в койку к дуболому твоему?!

— Рад я за тебя, Олег Петрович! — через силу улыбнулся связанный Муромов. — А то уж разочаровываться стал; думал, квалификацию теряешь…

Да, очень правдоподобно подсунул Лека Муромову эту Киру Брезанову, якобы алкоголичку, готовую за приличную сумму пронести чекисткие «жучки» в офис шефа. Хорошо играла девочка. И стонала в постели с пьяных глаз очень натурально. Думали Леку поймать — глядь, сами по уши попались Леке. Кира толком ничего не выдала — зато выведала кто, зачем и где собирается прослушивать Горелова…

А потом навалилась бригада Рога и повязала с непоняток всю служебную группу прослушивания вместе с Муромовым. Засылали крота врагу — и, выходит, к себе крота впустили!

— Не рой другому яму, Витюша! — ласково улыбается теперь Лека, чувствуя себя хозяином положения. — Рано тебе со мной в жмурки играть-то, я ведь при «железном Шурике» начинал в КГБ… Тогда школа была в органах, а не как при вас — бардак… Тогда бы тебя за такой прокол точно в зав сельским клубом сослали бы…

— Теперь-то похуже будет, а, Олег Петрович…

— Ты профи, врать тебе не буду… Похуже… Жизнь очень жесткая стала, Витя… Но ты лучше расскажи, кто и зачем тебя послал, все душу-то напоследок облегчишь…

— Пошел-ка бы ты, Олег Петрович…

— Не дури, Виктор. Не расстраивай меня на старости лет. Тебе же все равно «сыворотку правды» введут и ты расколешься… Лучше уж сам, а, Витюш? Не люблю я этой химии….

Тут зазвонил сотовый Горелова. Он прильнул к аппарату, заулыбался кому-то, затараторил, будто на вечеринку собирался:

— Да привет, привет! В Поппенгагене я, при чем весьма глубоко… Такое тут дерьмо образовалось… Да нет, я не извращенец, поздновато мне ориентацию-то менять… Ну надо… Как не встретиться… Кажется, кое-какие сюрпризы для тебя будут, но пока боюсь зря обнадежить… Лады, встречаемся там…