Книга Саксонец. Ассасин Его Святейшества - Тим Северин

– Буквы внутри обода подставки, так что, когда вещь ставится на стол, их не видно.

Я не сразу, но разглядел найденную Павлом надпись, а также понял, почему он упомянул письмо севера. Буквы действительно напоминали руны.

– Они тебе о чем-нибудь говорят? – спросил меня друг.

Я покрутил сосуд так и эдак, пытаясь более внятно разглядеть те литеры. Всего их было пять – таких мелких, что сложно и разобрать.

– Не так-то просто их разглядеть, – сказал я. – Если бы их выписать покрупнее, то, может, был бы толк.

Павел поднес мне со стола стиль и вощеную дощечку, и я перерисовал эти буквы, а закончив, оглядел их на воске, но без особого успеха.

– Мой отец разбирался в старых письменах и заставил меня в детстве выучить руническую азбуку. Но с практической целью я ее никогда не использовал, – признался я. – Так что литеры мне толком ни о чем не говорят. Хотя в целом это слово видится мне как lagiz — одна литера напоминает L, а последняя похожа на нашу Z.

– Ну вот, еще одна загадка насчет нашего царственного воина, – заметил хозяин дома. – Так что когда ты вернешься в Падерборн, то, может, найдешь при дворе короля Карла кого-нибудь, способного их перевести. Насколько мне известно, король окружил там себя обществом ученых мужей.

– Честно говоря, я думал подзадержаться в Риме, – нехотя вздохнул я, – помочь тебе с твоими расспросами.

Друг удостоил меня косого взгляда, многозначительно при этом нахмурившись.

– Зигвульф, мы имеем дело с людьми жестокими и безжалостными. Если то твое небольшое приключение в трущобах дойдет до кого надо, то они могут уяснить, кто ты такой и зачем прибыл в Рим. А потом принять меры, чтобы ответ своему хозяину ты не доставил никогда.

Глава 6

Падерборн – август

В Падерборн я возвратился той порой, когда здешние селяне берут в руки серпы и целыми семьями не разгибаются в полях, занимаясь жатвой. Долгие погожие дни и сухой ветерок сулили в этом году небывалый урожай. Столь же солнечный настрой царил и при дворе короля Карла, поскольку стоял pinguedo — время «жировки», когда свой наибольший вес набирают самцы благородных оленей. Карл, что ни день, столько времени проводил среди своих гончих и охотников, что обычное течение его дел со стремительного замедлилось до вялотекущего. Папа Лев со своей свитой мог бы уже пуститься в обратный путь к себе в Рим, но все еще был вынужден околачиваться в Падерборне, ожидая королевского соизволения отправляться в дорогу.

– Ну, так что ты мне имеешь сообщить? – грубовато и коротко спросил меня архиепископ Арн.

Он был в охотничьей одежде – королевским советникам тоже вменялось участие в охоте, – а в свою рабочую комнату нагрянул, чтобы разделаться со скопившейся на столе грудой бумаг и пергаментов. От архиепископа пахло кожей, звериной кровью и конским потом.

– На Папу Льва напали бандиты-наемники, – стараясь говорить коротко и четко, взялся докладывать я. – Нанимателями, скорее всего, были люди из римской знати, у которых Папа на своем троне вызывает недовольство. Некоторые из высокопоставленных особ в папском окружении знали о нападении заранее и были так или иначе причастны к заговору.

– Имена? – воззрился из-под кустистых бровей Арн.

– Точные имена этих лиц сейчас пытается установить мой человек в Риме. Пока из числа священнослужителей можно назвать двоих: один – примицерий Пасхалий, а второй – главный казначей по имени Кампул.

Глаза архиепископа зажглись интересом. Он повернулся к своему секретарю, который сидел в углу и делал пометки по ходу моего доклада.

– Проверь донесения из Рима, – скомандовал он.

Тот вскочил на ноги и начал перебирать документы в плоском коробе с крышкой, стоящем возле стола. Вытянув три или четыре страницы, он поместил их перед архиепископом, после чего возвратился в свой угол и сел в готовности продолжать записи.

Арн быстро ознакомился с документами.

– Я так и думал. Эти письма пришли из Рима за последнюю пару лет и содержат сетования насчет Льва и его окружения. Среди подписантов частенько значатся именно Кампул с Пасхалием. – Он поднял глаза, уставившись на меня долгим колючим взглядом. – Можешь ли ты доказать их причастность к нападению?

– Я допросил одного из преступников, мелкого разбойника по имени Гавино. Его свидетельства четко указывают именно на этих священнослужителей.

– Еще что-нибудь? – с недоверчивой гримасой усмехнулся Арн.

Я полез в сумку, что была при мне, и, вынув оттуда золотой сосуд с изображением царственного воина, поставил его перед архиепископом.

– А это какое отношение имеет к дознанию? – резко спросил тот.

– Быть может, и никакого, мой господин. Но эта вещь из дома весьма высокопоставленного человека из папского окружения, который тоже присутствовал в момент нападения на Льва.

– Кто он – Кампул? Пасхалий?

– Нет. Он папский распорядитель двора.

Вид у Арна сделался озадаченный.

– Та смутная личность, что всюду тенью семенит за Львом? Со следами от дубины на лице?

– Да, мой господин, это именно он. Его звать Альбин.

Мой собеседник подался вперед, взял сосуд и изучил изображение всадника в кольчуге, тащащего за волосы своего беспомощного пленника.

– Где ты это раздобыл?

– Для этого оказалось необходимым проникнуть к Альбину в дом. Мой человек в Риме искал возможную связь с заговором против Папы Льва. В том доме мы обнаружили тайник со множеством ценных вещей.

– Ты сказал «мы»?

– Я подумал, что мой господин предпочтет своими глазами взглянуть на одну из этих находок.

Архиепископ негромко хмыкнул. Невозможно было сказать, доволен ли он тем, что я проделал. Кувшин он все еще не выпускал из рук, вращая в своих лапищах и осматривая со всех углов.

– Ну а связь между этим и нападением на Льва? – задал он новый вопрос.

– Сосуд происходит из того же источника, что и плата преступникам: из сокровищ аваров. А сама по себе вещь уникальна.

Арн перевернул сосуд вверх дном. Глаза его были остры и сразу же заметили метку мастера. Как и бывший номенклатор, он принял их за руны и попытался прочесть без посторонней помощи. Видно было, как губы его шевелятся в попытке их сложить, но успехом его попытка тоже не увенчалась.

– У меня, мой господин, сложить из этих букв слово никак не получилось, – сказал я. – Мой друг из Рима утверждает, что сосуд этот, безусловно, аварской работы и сделан не так уж давно. Но ничего более.