Книга Тринадцатый стул - Михаил Учайкин

Она вывела Игоря в прихожую, и открыла дверь, ловко замаскированную под один из стоявших вдоль стены шкафов для одежды. Игорь усмехнулся — ни за что бы не догадался, что эта двушка, вовсе и не двушка. Хотя мог и предположить, что в доме старой сталинской постройки с высокими потолками вряд ли были такие маленькие квартиры.

За дверью располагалась ванная и две небольшие комнаты — спальни.

— Моя последняя, — сказала тетя Маша. — А в этой, — она распахнула настежь дверь без замка, — сейчас живет Галочка.

— А Аглая где жила?

— В одной с ней комнате. И спали они в одной постели, пока Глашке общежитие не дали. Она и съезжать не особо хотела — на последнем курсе уже была, — фыркнула тетя Маша. — Это поначалу интересно вместе тусоваться, как они, молодые, говорят, а потом всем хочется тишины и покоя.

— А почему съехала, не говорила? — спросил Игорь. — Вы не находите это странным, раз хотелось покоя.

— Говорила, еще как говорила, — тетя Маша подошла к своей спальне и тоже распахнула дверь настежь. — Жаловалась, что если не будет проживать в общежитии, то театр может не выделить служебную площадь. А она тогда замуж уже собиралась…

Игорь поразился, что в спальне тети Маши не было совершенно противного застоявшегося «старушечьего» запаха — несвежего белья и лекарств — только легкий аромат освежителя для воздуха.

— Но не вышла, — закончил он фразу.

— Не вышла, — согласилась тетя Маша, — так как Глашке выделили не служебную квартиру, как она надеялась, а такое же койко-место в общежитии, но уже театра. Она хотела вернуться, но я ее назад не пустила.

— Почему? — спросил Игорь, осматривая спальню старухи.

— Тоже захотелось тишины и покоя, — ухмыльнулась та, — за год привыкла, что никто посторонний в квартире не толчется, только Галочка. Иногда Вадьку приводила. Девочка не злоупотребляла моим терпением.

— Скажите, — Игорю в голову вдруг пришла шальная мысль, — а если что, кто унаследует эту квартиру?

— Не дождетесь, — фыркнула тетя Маша, но на Игоря не обиделась, сама же ему сказала, что ей что-то непонятно что мерещится. — Давайте вернемся в гостиную, и я вам все подробно обскажу. Вы ведь здесь все осмотрели?

Глава 11

— Ну и кто наследник? — оторвался Андрей от поглощения картофельного пюре с паровой котлетой, до этого внимательно слушавший рассказ Игоря о дне, проведенном с пользой вне его квартиры.

— Не поверишь…

— Поверю, — сказал он соху, — всему, чему угодно.

— Какой-то родственник, проживающий то ли в Канаде, то ли в Америке, — ответил Игорь.

— Тети Маши? — попытался уточнить Андрей.

— Нет, — покачал головой Игорь, — старушка всего лишь сторожит квартиру, проживая в ней. Прежней хозяйки, некой Юлии Михайловны Поповой.

— А кем ей приходится тетя Маша?

Андрей рассеянно рисовал вилкой узоры на томатной подливке, о чем-то отчаянно думая или сопоставляя факты.

— Внучатой племянницей.

— Племянницей, говоришь? — Андрей выразительно посмотрел на Игоря. — А не та ли это древняя старуха, госпожа Попова, после смерти которой ее внучатая племянница тетя Маша продала всю старинную мебель антиквару Бухарину, которому ты помог в ножках стульев отыскать доллары?

— Я как-то об этом не подумал, — пробормотал виновато Игорь. — Даже ни одна мысль в эту сторону не шевельнулась. А должна была. Придется теперь и эту линию отрабатывать. А Юлия Михайловна, действительно, была древней старухой — судя по рассказам тети Маши, она с помпой отпраздновала свой сто пятый юбилей, будучи при этом в здравом уме и твердой памяти, и продолжала чистить на обед картошку, стоя перед раковиной в третьей балетной позиции и держа спину прямо. Правда это единственное, что она делала в своем возрасте. Представляешь, она еще успела какое-то время побыть воспитанницей Смольного института благородных девиц до того, как большевики организовали там свой штаб. Двоюродная сестра покойной бабульки, выпускница 1917 года этого же Института, в свое время эмигрировала с семьей в Америку. Там вышла замуж тоже за русского эмигранта по фамилии то ли Костенко, то ли Родзянко. Вот их дети или дети их детей, а может уже и внуки, доподлинно мне не известно, и являются наследниками квартиры, в которой проживают в данный момент тетя Маша и Галина.

— Значит, старушке можно не опасаться за свою жизнь, — многозначительно изрек Андрей и продолжил с аппетитом поглощать недоеденный ужин — Игорь сегодня расстарался на славу, решив, в конце концов, побаловать его желудок. А то все бульон, да бульон. У него от его одного вида челюсть сводило.

— А вот тут ты не совсем прав, — хмыкнул Игорь.

Они с тетей Машей уже изрядно опорожнили принесенную им бутылку коньяка, причем практически без закуски, когда старушка, растекшись по своему инвалидному креслу, поведала Игорю, что эти же самые заграничные родственники передавали госпоже Поповой с начала девяностых годов солидные суммы в валюте налом ежемесячно по завещанию своей благородной прабабки.

— Бабульке много не нужно было на житье в ее возрасте, к тому же раскулачивания и экспроприации ее научили жить скромно, не привлекая к себе внимания, то есть по средствам или чуточку лучше. Она даже в домработницы к себе пригласила одинокую дальнюю родственницу, нашу тетю Машу, чтобы платить за уход за ней и уборку квартиры не чужому человеку.

— А остальные деньги? — не удержался от вопроса Андрей.

— А вот куда делись остальные деньги, непонятно, — ответил Игорь. — Тетя Маша сказала, что Юлия Михайловна их где-то ныкала по квартире.

— Судя по всему, пятьдесят тысяч вы с антикваром отыскали, — хохотнул Андрей. — Может, и не было больше долларов?

— Нет, были еще, — покачал пальцем Игорь. — Вопрос, только где их заховала старая подпольщица?

— Почему подпольщица? — рассмеялся Андрей.

— Госпожа Попова, будучи молоденькой девушкой, вышла замуж за революционера-меньшевика, и большую часть своей жизни скрывалась в подполье, меняя адреса и явки. Ее муж был намного старше ее, его даже на фронт в сорок первом не взяли по возрасту. Но как бы то ни было, революционер умер дома в своей постели, а не в тюрьме или ссылке. Его жена, наша Юлия Михайловна, находясь в эвакуации, вышла второй раз замуж за недавно овдовевшего известного инженера, перейдя на легальное положение после подполья. Квартира, в которой проживала наша революционерка до самой своей кончины, раньше принадлежала ее мужу-инженеру, которого она тоже пережила не на один десяток лет.

— И откуда это известно?

— Со слов тети Маши, естественно, — пожав плечами, ответил Игорь. Не сам же он выдумал это? — И вообще старушка гордится своей родословной — сейчас это модно иметь каплю голубой княжеской, а лучше царской, крови в жилах. И из Галины она обещает сделать светскую даму и удачно выдать замуж. Поэтому она и перекрестилась, когда у той прекратились отношения с нищебродом и прощелыгой, по ее мнению, Вадимом Иванцовым.