Книга Француженки едят с удовольствием. Уроки любви и кулинарии от современной Джулии Чайлд - Анн Ма

На следующее утро после отъезда Кельвина я заставила себя встать с постели и заняться повседневными делами: тренажерный зал, чай, завтрак, рабочий стол. Я бездумно пялилась в экран компьютера, пока часы в его углу не показали время, подходящее для того, чтобы сесть на автобус, следующий в другой конец города. Моя приятельница Елена пригласила меня на обед в Breizh Cafe, creperie[82]в Маре́[83]– заведение, демонстрирующее истинно парижскую франко-японскую эстетическую комбинацию: минималистические столы-кубики, коврики татами на полу, точки васаби в винегрете, шарики мороженого с зеленым чаем для украшения десертов. Когда я вошла, она уже ждала меня, сидя у окна: свет отражался от темных завитков ее волос. Мы поприветствовали друг друга поцелуем в обе щеки: этот обычай, как я заметила, усвоили все экспатриаты, живущие во Франции, независимо от своего происхождения.

«Как ты?» – спросила она.

Я помолчала, перед тем как ответить: «В порядке». Мы с Еленой познакомились лишь несколько месяцев назад на приеме в Нейи́[84], который устроили друзья друзей. Мы сразу обнаружили общие нью-йоркские корни и разделяемый нами обеими интерес к хорошей еде – la bouffe, как говорят французы, – и бесстрашным гастрономическим приключениям, невзирая на лишние сантиметры на талии. С тех пор мы встречались пару раз, обмениваясь историями о недоразумениях из жизни экспатриатов (Елена была американкой, ее муж – швейцарцем) и сочувствуя друг другу по поводу неприятного положения фрилансера (она – в графическом дизайне, я – в журналистике). Но мы еще только приближались к дружбе мелкими шажками. Мне было неудобно обрушивать на нее свои проблемы.

«Кельвин уже давал о себе знать?» – спросила она.

Я кивнула: «Он написал по электронной почте вчера вечером, как только добрался до Аммана». Я проглотила комок в горле и замолчала.

Елена была достаточно чувствительна к моему настроению, чтобы прекратить дальнейшие расспросы. Она протянула мне меню, и мы вернулись к испытанному способу общения: восхищению, рассмотрению и анализу нашего выбора блюд. Может быть, мне заказать galette complete, тонкий блин из гречневой муки с начинкой из ветчины, сыра и яйца? А как насчет тех, с сыром и грибами? Может, заказать две разные галеты и обменяться половинами порции? И разделить порцию листового салата с соусом из васаби? Я поняла, что мы станем друзьями – не знакомыми, которые обедают вместе, но настоящими друзьями, которые обмениваются секретами, утешают друг друга в несчастье и вместе искренне смеются, – в тот момент, когда она с энтузиазмом согласилась поделиться всем.

«Как продвигается работа?» – спросила Елена, после того как мы сделали заказ.

«Довольно медленно, – вынуждена была признать я. Я закончила редактировать мой роман несколько месяцев назад и теперь находилась в созерцательном, неспешном процессе подготовки к началу новой книги. – Мне трудно сосредоточиться».

«Милая, он только что уехал. Со временем тебе станет легче».

«Меня беспокоит то, что я провожу слишком много времени в одиночестве. Ты знаешь, что это такое – работать дома». – Я была рада тому, что у меня есть время и место для писательства, но, будучи в меру общительным человеком, жаждала ежедневного соприкосновения с человечеством даже больше, чем до отъезда Кельвина.

Она кивнула: «Когда Стефан поздно приходит с работы, я иногда целый день не разговариваю ни с кем, кроме кота».

«Я даже иногда подкарауливаю gardienne[85]нашего подъезда, прислушиваясь, не идет ли она, чтобы как будто неожиданно выйти из квартиры и перемолвиться с ней парой словечек».

Она засмелась: «Звони мне, о’кей? Когда почувствуешь непреодолимое желание послушать, не идет ли консьержка, просто позвони мне. Мы можем встретиться, выпить кофе или пообедать в любое время». – Она слегка кивнула, чтобы закрепить эффект от своих слов и уверить меня в их искренности, и я почувствовала себя преисполненной благодарности. У нас с Кельвином было несколько друзей в Париже, как старых, так и новых, но больше всего мы общались друг с другом. Я все еще не успела обзавестись тем количеством друзей, коллег и соседей, которые составляют полноценный круг знакомств.

Принесли еду. Мы с Еленой достали фотоаппараты и начали снимать: у нас не было особых на то оснований, просто еда выглядела очень привлекательно в естественном освещении. Я долго любовалась контрастом между плавленным сыром Эмменталь и темной ажурной поверхностью тонкого блинчика, перед тем как взяться за нож и вилку. Галеты были хрустящие, почти твердые, их было трудно резать и жевать, у них был глубокий ореховый вкус гречки и мягкий долгий привкус сыра.

Некоторое время мы молча жевали, затем подняли сияющие глаза от тарелок. Я почувствовала, что мой рот растягивается в улыбке… в настоящей улыбке. «Как грибы?» – Я показала на тарелку Елены.

«Шиитаке[86], – сказала она почти благоговейно. – Хочешь попробовать?» – Мы обменялись треугольными кусками блинчиков и продолжали есть.

После того как на тарелках ничего не осталось: ни салата месклан[87]с утонченной заправкой, ни единого нежного кусочка грибов, ни крошки гречневых блинчиков, сдобренных сливочным маслом, Елена повернулась ко мне и произнесла слово, на которое я очень надеялась: «Десерт?»

Я редко ем десерт в обед. Но знаете что? Не каждую неделю у вас муж уезжает в Багдад. Мы помахали официанту: «Deux crepes au caramel beurre sale, s’il vousplait». Два блинчика с соусом из карамели с соленым сливочным маслом.

«Du cafe? Du the?»[88]– спросил он.

«Qu’est-ce que c’est du the au sarrasin?»[89]– Елена указала на меню. «Гречневый чай – ты о таком слышала?» – спросила она меня. Я покачала головой.