Книга Девять уроков - Кевин Алан Милн

– Я уже сказал, что был сильно напуган. Мне казалось, что я могу… словом, могу потерять ее.

– Ну а теперь, когда все позади, твой страх утих?

По правде говоря, я чувствовал себя неловко, беседуя с отцом на подобные темы. Даже не помню, когда мы в последний раз разговаривали о чем-то личном. Но страх потерять жену вызвал во мне такую волну беспокойства, что я чувствовал необходимость поделиться с кем-то своими тревогами.

– Утих? Скорее разросся. Чем дольше я думаю об этом, тем больше переживаю. А вдруг что-то случится уже после рождения ребенка? В жизни полно неприятностей. Людям каждый день приходится решать множество проблем, и я не уверен, что справлюсь с этим в качестве отца. Что, если мы лишимся всех денег и не сможем достойно содержать ребенка? Или возникнет проблема со здоровьем – как у Эрин, только еще хуже? Я понимаю, что не в состоянии предотвратить подобные трагедии. И это пугает больше всего.

– Да, – задумчиво произнес Лондон. – Это действительно пугает. – Он немного помедлил. – Видишь ли, Огаста, ты задаешь вопросы, с которыми рано или поздно сталкивается каждый, а не только будущий отец. Да, порой в нашей жизни происходит что-то очень плохое. И что тогда?

– Именно. И что тогда? – обеспокоенно спросил я.

Лондон был знаком с трагедиями не понаслышке, и втайне я надеялся, что он скажет нечто такое, что уменьшит мои страхи. Но он, судя по всему, решил, что разговор окончен. Встав, он хлопнул меня по плечу и бодро заявил:

– Пошли, поиграем в гольф под дождем.

Из-за погоды мы решили начать сразу с десятой лунки, чтобы отыграть последние девять. Ливень практически не повлиял на игру Лондона, зато для меня было настоящим мучением послать мяч по прямой (что не очень-то отличалось от моей обычной игры, вот только на этот раз я умудрился с ног до головы покрыться грязью).

На одиннадцатой лунке дождь припустил еще сильней. На двенадцатой у меня возникло ощущение, что мы занимаемся плаванием, а не гольфом. Тринадцатая оказалась короткой пар-три. Мяч от моего удара взлетел в воздух и рухнул прямо в песчаный бункер, расположенный у грина. Добравшись до ямы, я глянул вниз, но мяча не увидел: тот был погребен под слоем раскисшего песка.

– Могу я вытащить мяч? – поинтересовался я у отца. – Или играть его с того места, где он упал?

Лондон, укрывшись под зонтом, безучастно наблюдал за моими страданиями.

– Бей, как есть, Огаста, – сухо сказал он.

Подавив раздражение, я осторожно шагнул в это месиво… и тут же погрузился в него по лодыжки. В ботинки засочилась холодная жижа.

– Становится все интересней, – пробормотал я.

– Для того тут и бункеры, – пожал плечами Лондон.

Первый удар пришелся по слою песка, который и полетел в направлении флажка. Вторым ударом мне удалось зацепить мяч. Подпрыгнув, он шлепнулся в песок в паре футов от меня. Я шагнул вперед и вновь махнул клюшкой. Залепленный грязью шарик стрелой взмыл в воздух, ударился о край бункера… и снова упал в песочное месиво.

– Черт бы его побрал! – рявкнул я. – Уж лучше я вытащу его отсюда и получу за это пару штрафных ударов!

Отец, казалось, наслаждался моими муками.

– Продолжай бить, – сказал он. – Рано или поздно ты найдешь выход.

Через четыре удара я наконец-то выбрался из песчаного бункера, а еще через три загнал злосчастный мяч в лунку, до краев залитую водой. К этому моменту я успел промокнуть с головы до ног, и отец, сжалившись надо мной, предложил завершить раунд, чтобы мы смогли немного обсохнуть и согреться.

Пока мы приводили в порядок клюшки, я спросил у Лондона, не хочет ли он перенести этот раунд на другой день.

– Я согласился на девять уроков. И если ты запланировал на этот месяц что-то важное, мы можем встретиться позже, когда будет не так сыро.

– Думаю, мы получили именно ту порцию сырости, которая требовалась для сегодняшнего урока.

– Ради всего святого, – с досадой воскликнул я, – неужели мне грозит еще одна идиотская аналогия на тему «гольф – это жизнь»? Я-то рассчитывал, что ты поможешь мне улучшить счет! Уж извини, но я подписывался на уроки гольфа, а не на лекции о жизни.

Моя тирада не произвела на Лондона никакого впечатления.

– Я никогда не обещал, что сделаю из тебя хорошего игрока в гольф. Я лишь сказал, что помогу лучше понять игру. Так уж получилось, что гольф для меня – действительно жизнь, соответственно, именно этому я и буду тебя учить… нравится тебе это или нет.

Я в отчаянии покачал головой.

– Прости, но ты не прав. Гольф не имеет ничего общего с жизнью, и я очень надеюсь, что в один прекрасный день ты сам это поймешь. Неужели в жизни, как на поле для гольфа, есть знаки, подсказывающие верное направление? Нет. А карты, на которых указаны препятствия? Тоже нет. Ты не можешь попрактиковаться в искусстве жить, прежде чем начать свою игру – вроде того, как Долорес гоняла мячик на поле для тренировок. Каждого бросают в жизнь с самого рождения, вынуждая играть до последнего. Прости, но твоя философия не вызывает у меня ничего, кроме скептицизма. Я не купился на нее ребенком и уж тем более не намерен принимать ее сейчас.

Лицо у Лондона заметно побагровело.

– Мне неважно, согласен ты со мной или нет. Я лишь пытаюсь преподать тебе несколько уроков, в которых ты, видит бог, здорово нуждаешься!

– Да неужели? – фыркнул я. – И что за истину я должен усвоить под проливным дождем?

Лондон уставился на меня с тем же выражением, с каким смотрел во время игры – когда я пытался извлечь идиотский мяч из грязного бункера.

– Что за истину? Ту самую, Огаста! Порой мы вынуждены вести игру под названием жизнь под проливным дождем. Не каждый день в ней выдается теплым и солнечным. Но рано или поздно тучи расходятся… и мы вновь видим над головой ясное небо.

Простота его слов зацепила меня за живое. Я настолько промок, что пальцы еле двигались, но этот дискомфорт был ничем по сравнению с теми бесчисленными трагедиями, которые могут приключиться с нами на протяжении жизни. Подумать только, впервые я излил отцу свою душу – рассказал о страхах, которые связаны с непредсказуемостью судьбы. И чем он на это ответил? Сравнил наши возможные бедствия с маленьким дождиком?

– Вот оно что? – возмущенно вопросил я. – Значит, жизнь не обходится без дождливых дней? Это и есть твой бесценный урок? И чтобы подчеркнуть его важность, тебе потребовалось притащить меня на болото, в которое превратилось поле для гольфа? Если ты еще не понял, могу сообщить: трагедии, о которых я упоминал раньше, располагаются на шкале бедствий чуть выше плохой погоды.

Отец продолжал методично начищать клюшку, как будто и не слышал моего замечания.

– Предпочитаешь игнорировать меня? С чего бы? Уж не потому ли, что я прав.

Лондон даже не повернул головы.