Книга Вавилон и Ассирия. Быт, религия, культура - Генри Уильям Фредерик Саггс

Письменность зародилась как средство записи экономических данных (для приема и выдачи товаров храмовыми властями), но вскоре она оказалась удобным инструментом для достижения других целей. Подобно тому как многие люди в наше время коллекционируют и классифицируют марки или наклейки со спичечных коробков, шумерские писцы тоже имели страсть к коллекционированию, но они коллекционировали и систематизировали сведения об их собственной цивилизации, особенно о религии, языках и экономике. Студенты учились клинописи, переписывая такие перечни. Уже в начале второй четверти 3-го тысячелетия до н. э. писцы составляли списки имен богов и более мирских вещей, таких, как домашние животные и предметы домашнего обихода. Этот процесс продолжался и развивался, дав в конце концов то, что представляет собой фактически обширные словари шумерского и аккадского языков, которые, как оказалось, представляют собой огромную ценность для современных ассириологов для понимания этих языков.

Может показаться странным, но писцы начали более или менее широко применять письменность в области, которую мы бы назвали «литературой», лишь по прошествии тысячи лет после изобретения письменности. Но это не так странно, как кажется на первый взгляд. Древняя литература представляла собой произведения, которые нужно было декламировать и слушать, а не читать молча. Сравнение с музыкой может сделать понятным такое отношение к литературе в древности. Музыку можно перевести в партитуру, которую может прочесть любой, имеющий соответствующую подготовку; но большинство из нас согласились бы с тем, что нельзя сказать, что музыкальное произведение состоялось, пока его не сыграет исполнитель. То же самое отношение было у древних людей и к литературе: она только тогда начинала реально существовать, когда ее декламировали перед аудиторией (возможно, в сопровождении мимического представления). Пока шумерская культура жила полной жизнью, ее литературные произведения устно передавались от умелого чтеца (возможно, подвизавшегося при дворе или храме) к его ученикам; не было нужды записывать такие сочинения.

Однако сразу после 2000 г. до н. э. литературные сочинения на шумерском языке вдруг стали появляться в больших количествах, так что в настоящее время известны около пяти тысяч шумерских «литературных» табличек или их фрагментов. Наши знания о шумерской литературе зависят почти полностью от продукции этого периода. Причиной изменения ситуации является в основном то, что шумерский язык быстро стал выходить из употребления. В результате литературные произведения больше не могли передаваться устно, как раньше, и могли быть надежно сохранены только в письменном виде. Тенденция записывать тексты усиливалась необходимостью того, чтобы ученики специально изучали язык, который был жизненно важен для их культурных традиций, но который уже не выучивали, сидя на коленях матери, и не применяли автоматически в повседневной жизни.

С целью обучения писцов шумерскому языку появились школы. Вероятно, своего рода школы существовали и в 3-м тысячелетии до н. э., так как среди некоторых из самых первых найденных образцов письменности имеются перечни символов, которые, очевидно, были написаны для отработки практики их написания. Но самая обширная информация о школах писцов, полученная нами, датируется только первой четвертью 2-го тысячелетия до н. э. Эта информация доходит до нас в виде текстов, написанных на шумерском языке людьми, обучавшимися в этих самых школах, и они дают нам подробные сведения о том, что в них происходило. В работе над восстановлением и переводом этих текстов ведущую роль сыграли два современных ученых, С.Н. Крамер из Филадельфии и К.Дж. Гэдд из Британского музея и Лондонского университета, и вся последующая информация почти полностью основывается на их исследованиях.

Во-первых, ясно, что на практике образование было доступно не всем, а было в основном привилегией сыновей (а может быть, иногда и дочерей) богатых и влиятельных людей, которые могли позволить себе в течение долгого времени содержать своих детей, которые не занимались производительным трудом. Изучение происхождения нескольких сотен писцов показывает, что они все были сыновьями таких людей, как губернаторы, высокопоставленные государственные чиновники, жрецы или писцы. Иногда ребенку из бедной семьи или сироте могло повезти настолько, что его посылали в школу, если его усыновлял состоятельный человек.

Иногда считают, что школы обязательно были при храмах. Такое вполне могло быть в некоторых местах и в отдельные периоды, но это было явно не так в период сразу после 2000 г. до н. э. Это совершенно ясно, потому что документальные литературные источники этого времени, которые есть в нашем распоряжении, не имеют отношения к храмам. Были найдены здания, которые, по утверждению раскопавших их людей, по своей планировке или наличию поблизости школьных табличек могли быть школьными классами. Самым убедительным образцом такого здания являются две комнаты, заполненные скамейками, которые были найдены в Мари (рис. 27).

Рис. 27. Классная комната в школе

Школу называли «домом табличек». Сейчас мы не знаем, в каком точно возрасте официально начиналось образование. Древняя табличка называет этот возраст «ранней юностью», что, вероятно, означало возраст менее десяти лет, хотя это не совсем ясно. Ученик, по крайней мере в раннем возрасте, приходил сюда на целый день. Он жил дома, вставал с восходом солнца, брал у своей матери обед и торопился в школу. Если ему случалось опоздать, то получал надлежащую порку; та же самая судьба ожидала его за любой проступок во время школьных занятий или за не сделанные должным образом упражнения. В школе образование состояло в том, чтобы переписывать тексты и, вероятно, заучивать их наизусть. Все это явствует из реального текста того времени. Этот текст начинается с вопроса: «Сын «дома табличек», куда ты ходил?» Ученик отвечает: «Я пошел в «дом табличек»… я прочитал вслух написанное на моей табличке, съел свой обед, приготовил себе <новую> табличку, надписал ее и закончил ее… Когда учеников распустили по домам, я пошел домой. Я вошел в свой дом. Там сидел мой отец… Я прочитал ему текст на своей табличке, и он был доволен…»

Шумерский документ дает нам некоторое представление о персонале школы. Во главе ее стоял начальник, чей титул на шумерском языке означал буквально «знаток» или «отец дома табличек». В помощниках у него был, очевидно, классный руководитель, а также специалисты-предметники, такие, как учитель шумерского языка и учитель математики. Видимо, также существовала система, которую можно было бы назвать системой учеников-учителей или старших учеников, которых называли «Большими Братьями». Они отвечали за вколачивание некоторого количества ума и шумерского языка в головы своих младших собратьев. Но к тому времени, когда ученик доучивался до средней школы, он уже начинал постигать азы ремесла писца и не стоял больше с таким благоговейным страхом перед своим «Большим Братом», а начинал демонстрировать свою собственную волю. Один из текстов забавно показывает, как неподчинение подобного рода могло вызвать такой переполох, что, в конце концов, понадобилась тяжелая рука начальника школы.