Книга Шесть масок Владимира Путина - Клиффорд Гэдди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таким образом, Владимир Путин, представляющий себя как слугу государства, не является чем-то уникальным среди когорты сотрудников КГБ. Идеи о государстве и подчиняющемся ему обществе, которые он выражает, принадлежат хорошо различимому и заслуженному течению русской консервативной мысли. Они превалируют среди тех, кто считал себя частью русской элиты 90-х, когда концепция восстановления государства превратилась в навязчивую идею. Путин с самого начала своей президентской карьеры, с «Послания тысячелетия», обращается именно к ним.
Когда Путин в своем «Послании» пишет: «Общество желает восстановления направляющей и регулирующей роли государства в той степени, в какой это необходимо, исходя из традиций и нынешнего положения страны», – он не имеет в виду русское общество, все население страны в целом. Путин имеет в виду политически и социально активную его часть – людей, по-настоящему обеспокоенных тем, как государство устроено и функционирует. Другими словами – представителей той элитарной части русского общества, к которой он, Владимир Путин, относился на протяжении всей своей карьеры, включая группы, напрямую связанные с силовыми министерствами в советское время. Бывший кремлевский советник и политический стратег Глеб Павловский сформулировал эту идею в своем интервью газете The Guardian в январе 2012 года: «Путин принадлежит к обширной, но абсолютно политически непрозрачной [sic], невидимой, официально не представленной прослойке людей, которые с конца 80-х жаждут реванша за развал Советского Союза. Я был одним из них… Мои подчиненные и мои друзья просто не могли смириться со случившимся… Среди элиты сотни, если не тысячи, подобных людей, и не все они коммунисты. Я никогда не был членом Коммунистической партии. Это просто люди, которым не нравится то, что было сделано в 1991 году. Они различны, и их представления о том, что такое свобода, тоже различаются. Путин относится к той категории, которая до конца 90-х пассивно ждала возможности для реванша… Под реваншем я подразумеваю возрождение сильного государства, такого, в котором мы жили, к которому привыкли. Конечно, не тоталитарного, но государства, которое можно уважать. А ту страну, что была в 90-х, уважать невозможно»[63].
Так же как термин «государство», «элита» имеет для русских много дополнительных значений, которые отличаются от взглядов на элиту в США и Европе. Идея о том, что русская элита имеет особую роль и функции в национальной политике, вошла в обиход еще в XIX веке.
Со временем «элита» практически стала синонимом «интеллигенции» – так хорошо образованные русские, участники зарождающегося революционного движения последней декады XIX века называли сами себя[64].
Русские «интеллигенты» девятнадцатого столетия видели себя единственной группой, искренне радеющей об общественном благоденствии. По их мнению, они были представителями русского общества, в противовес царской экономической и политической системам[65]. В некоторой степени они считали себя государственниками, но при этом ратовали за реформирование государства и его институтов снизу, а не сверху[66].
В советский период термин «интеллигенция» официально использовался для обозначения тех профессионалов или «белых воротничков», которые отвергали марксистскую социальную классификацию: врачей, инженеров, учителей, ученых, писателей и артистов[67]. В 60-е и 70-е годы XX века, с появлением диссидентствующих правозащитников из числа недовольных советских интеллектуалов (часто служащих), термин приобрел отчетливые фрондерские оттенки. В 90-е это слово продолжали использовать для обозначения тех русских, кто действовал (больше по собственному разумению, чем по чьему-то приказу) на благо общества и был проводником общественного мнения. Интеллигенция и, таким образом, элита встали в позу постоянного критиканства по отношению к победившим политической и экономической системам.
Одно из наиболее уместных проявлений духа элиты, которое Путин выбрал для своего «Послания тысячелетия», пришло из 1994 года. Когда вскоре после расстрела парламента была принята новая конституция России, несколько российских политиков-консерваторов создали организацию «Согласие во имя России», или просто «Согласие». В своем «Открытом письме к гражданам России» создатели этого движения обещали восстановить мощь российской государственности, защитить национальный рынок и национальный капитал, обеспечить условия для прорыва России в постиндустриальное будущее, остановить преступность, предотвратить безработицу и голод, дать каждому гражданину страны достойный человека уровень жизни[68].
Политики, создавшие «Согласие», продолжали активно действовать и после того, как Путин стал президентом. Ведущими участниками движения были: Сергей Глазьев, бывший министр внешнеэкономических связей, в 1993 году ставший депутатом парламента, и один из создателей националистической партии «Родина» (2003); лидер Коммунистической партии Геннадий Зюганов и Валерий Зорькин, бывший глава Конституционного суда, ушедший в отставку с этого поста после того, как открыто осудил ельцинскую расправу с парламентом[69]. Другие высокопоставленные члены российской элиты поддержали это движение: кинорежиссер Никита Михалков (позже ставший активным сторонником Путина), бывший вице-президент Александр Руцкой (переживший обстрел здания парламента), Александр Цыпко (советский политический философ и советник Михаила Горбачева, ставший программным директором «Фонда Горбачева») и бывший советский кинорежиссер Станислав Говорухин (ставший заметным членом консервативной фракции в Думе)[70]. Поскольку движение состояло из разнородных политических групп и личностей со своими взглядами, оно скоро потеряло единство и наступательный порыв. Тем не менее тема воссоздания сильного русского государства по-прежнему находила отклик, так же как основная идея «Согласия» о создании всеобъемлющего движения, чьей целью стало бы сплочение элиты для восстановления страны[71]. Со многих точек зрения опубликованное 29 декабря 1999 года «Послание» Путина можно считать откликом на идеи этого движения.