Книга Первая оборона Севастополя 1854–1855 гг. "Русская Троя" - Николай Дубровин

– Помоги вам Боже, – кричали тарутинцы проходившим сзади их московцам.

Быстро вынесшись вперед, четвертая батарея открыла огонь по неприятелю, но в самое короткое время потеряла половину прислуги и большую часть лошадей.

Вскоре после Московского получили приказание следовать туда же из резерва и остальные три батальона Минского полка. Минцы и московцы, как два родных брата, несколько раз бросались в штыки, но принуждены были отступать с большой потерей. Неприятель избегал штыкового боя: как только приближались к нему наши колонны, он отступал, разделялся на две стороны, а в очищенное им место влетали батареи и осыпали наших градом картечи и тучей пуль развернутых батальонов. После двух-трех таких схваток ряды минцев и московцев значительно опустели.

Не будучи в состоянии без огромных потерь пройти густой град пуль, прежде чем принять неприятеля в штыки, минцы и московцы принуждены были отказаться от штыкового дела и заботиться только о том, чтобы огнем батарей и своими ружейными выстрелами удержать напор многочисленного неприятеля. Обстреливаемые батареями и меткими выстрелами неприятельских стрелков, они твердо стояли под смертоносным огнем, смыкали ряды, замещали убитых и раненых и поддерживали живой ружейный и артиллерийский огонь, наносивший значительный вред неприятелю. Видя малочисленность нашего отряда, французы напирали пуще прежнего, и когда свежие их войска стали обходить справа минцев и московцев, то они подались несколько назад.

Это было в то время, когда главные силы союзников, двигавшиеся на деревню Бурлюк, атаковали сады, занятые батальоном моряков и шестым стрелковым батальоном. Под прикрытием густой стрелковой цепи шли французы, а правее их англичане. В полдень неприятель подошел к противоположному берегу реки с намерением переправиться вброд. Наши два батальона, рассыпанные по садам на протяжении пяти верст, не могли остановить наступления многочисленного неприятеля. Они отступили, зажгли деревню Бурлюк и приступили к уничтожению моста, но уничтожить его не успели. Заняв сады, неприятель выдвинул батареи и открыл огонь по нашим войскам, стоявшим в первой линии. В это время англичане двинулись к мосту с намерением овладеть этой переправой. Пожар селения Бурлюк значительно замедлял их движения. Несмотря на то они, свернувшись в колонны, смело шли к мосту, осыпаемые пулями полков Бородинского и Великого Князя Михаила Николаевича и картечью наших батарей, поставленных против моста за укреплениями и на возвышениях. Под таким огнем не было возможности перейти мост, и неприятель, потерпев значительную потерю, должен был отступить.

Бывшие в садах неприятельские стрелки стали поодиночке переправляться через реку вброд и, скрывшись за виноградниками, своими выстрелами опустошали батареи и стоявшие ближе других колонны Бородинского полка. Чтобы уменьшить потерю, генерал Кирьяков отвел войска несколько назад. Заметив это, англичане тотчас же двинулись на мост. Ядра и гранаты наших батарей проводили кровавые борозды в рядах врагов; англичане ложились рядами, но, при своей многочисленности, смыкались и с новой силой, под прикрытием густой цепи стрелков, стремились к мосту. После нескольких попыток, через груду тел своих товарищей, они успели переправиться на наш берег. Тогда князь Горчаков 1-й приказал двум батальонам егерского Его Императорского Высочества Великого князя Михаила Николаевича полка ударить в штыки. Егеря бросились вперед, но неприятель и на этот раз избегал рукопашного боя.

Поспешно отступив назад, за мост, он встретил наших егерей ужасным огнем всего фронта. Осыпанные пулями нескольких тысяч стрелков, наши егеря в самое короткое время лишились своего командира полка полковника Селезнева, двух батальонных командиров, большей части офицеров и почти половины нижних чинов. Не видя неприятеля на своем берегу, егеря принуждены были отступить. Пользуясь этим, свежие колонны англичан перешли мост и, преследуя отступавших, заняли укрепление, за которым стояла батарея. Последняя, потеряв половину людей и почти всех лошадей, отступила вместе с егерями. На валу укрепления развевалось уже английское знамя… Задело оно за живое русское сердце нашего солдата. Минута была решительная; медлить было нельзя.

Князь Горчаков, как только увидел отступление егерей, отправил к ним на помощь два батальона Владимирского полка. Не обращая внимания на град пуль, осыпаемых выстрелами неприятельской батареи, владимирцы молодецки, как на ученье, шли вперед, взяв ружья на руку и не делая ни единого выстрела. Страшна была для врага такая живая стена штыков, двигающихся в глубоком молчании. Не успел оглянуться неприятель, как владимирцы стремительным ударом в штыки выбили его из укрепления и сами заняли его. Скрывшись за укреплением, они открыли губительный огонь по неприятелю, бежавшему к мосту.

В это время бой происходил на двух главных пунктах; против моста дрались владимирцы с англичанами, а левее их минцы и московцы с французами. Поддерживавшие минцев и московцев и понесшие жестокий урон людьми и лошадями, батареи 17-й артиллерийской бригады были заменены двумя донскими и 12-ю конной батареей. Прискакавшие на место боя свежие батареи открыли самый частый огонь по неприятелю.

Боске, несмотря на всю многочисленность своих сил, не мог преодолеть сопротивления минцев и московцев. Он ни шагу не подвинулся вперед до тех пор, пока к нему не пришла на помощь целая французская дивизия Канробера, появившаяся с правой стороны Московского полка. Минцы и московцы, боясь быть отрезанными и имея сбоку и против себя две дивизии, стали отступать. Тогда французы всеми своими силами переправились через реку и, преследуя отступавших, заняли высоты и овладели телеграфом. Левая половина наших войск отступала тогда, когда владимирцы, выбившие англичан из укрепления, все еще держались в нем. Расстроенные и потерпевшие значительную убыль батареи наши, поддерживавшие владимирцев, производили редкую стрельбу; заменить их было нечем, так как вся артиллерия была уже введена в дело. Оставшись одни в укреплении, владимирцы перестреливались с неприятелем.

Выйдя из-под выстрелов, англичане стали устраиваться. Пользуясь их замешательством, владимирцы, ободряемые примером начальников и своих офицеров, с криком «Ура!» бросились вторично в штыки. Рядом с ними с одной стороны шел корпусной командир князь Горчаков 1-й, а с другой – начальник дивизии генерал Квицинский. Владимирцы быстро выскочили из-за укрепления, частью перелезли через вал и без выстрела кинулись на неприятеля с такой решимостью, что первая линия английских батальонов дрогнула и стала отступать, но в это время загремел против наступающих частый огонь французской батареи, успевшей переправиться через Альму на наш берег. Поддержанные французами, англичане остановились и открыли огонь тем более убийственный, что пространство, разделявшее двух противников, не превышало ста саженей. Несмотря на столь сильный огонь, владимирцы с новым криком «Ура!» рванулись вперед, в то время когда к англичанам стали подходить новые подкрепления, переправлявшиеся вброд правее и левее моста.

Наступил перелом боя; одному храброму трудно бороться против десятерых. Перекрестные выстрелы нескольких тысяч штуцеров и французской батареи поражали спереди, сбоку и прочищали ряды владимирцев, потерявших в одно мгновение многие сотни храбрых. Лишившись почти всех своих офицеров и не видя близкой помощи, горсть храбрых отступила к укреплению. По пятам за ними двинулись англичане, надеясь на легкую победу. Владимирцы употребляли последние усилия, ряды их редели; начальники пали или смертью храбрых или отнесены тяжело раненными. Остатки храброго полка из-за укрепления открыли такой убийственный огонь, что многочисленный неприятель принужден был остановиться. Был один миг, когда колонны англичан, вдесятеро сильнейшие, казалось, не смели атаковать горсти храбрых. Они остановились в недоумении и молча раздумывали, что бы предпринять. Прошло несколько мгновений, как бы похожих на продолжительный вздох перед последним напором. За этим мгновением, за этим кратковременным вздохом последовал залп всего английского фронта. Владимирцы отвечали тем же, и посыпались с обеих сторон новые и частые выстрелы. Французская батарея действовала продольно по укреплению, за которым скрылись храбрецы, и дорого заплатили владимирцы за те десять-двадцать минут, в продолжение которых они пытались удержать натиск более чем целой дивизии англичан. Владимирцы не считали павших за родину, не считали и оставшихся в живых, они сильны были не числом, а духом. Полк не дрогнул даже и тогда, когда полковой, батальонные и ротные командиры были перебиты. Последние вздохи героев были тяжелы для неприятеля; дорого покупал он каждый шаг земли русской, за которой богатыри – сыны ее – стояли грудью до тех пор, пока справа и слева не появились свежие неприятельские войска. Дать себя окружить и потом быть расстрелянным многочисленным неприятелем было бы крайне неблагоразумно; поэтому генерал Квицинский, бывший все время с полком, приказал владимирцам отступить. «Едва генерал, – пишет Енишерлов, – успел отдать это последнее приказание, как три штуцерные пули повергли его с лошади. Подняв раненного в бок, руку и ногу начальника, владимирцы стали отходить от укрепления, отстреливаясь». Горсть храбрых отступила, оставив на месте сражения 47 офицеров и 1260 человек нижних чинов. Имея в своих рядах только одного штаб-офицера и девять обер-офицеров, владимирцы могли насчитать в каждом из своих батальонов оставшимися в строю не более как 200 человек рядовых. Неприятель не преследовал остатки храброго полка и медленно стал подыматься в гору, как бы утомленный геройским сопротивлением этой горсти богатырей России. Под прикрытием Углицкого полка отступали остатки полков Владимирского и великого князя Михаила Николаевича, провожаемые выстрелами неприятельских батарей. Как только полки вышли из-под выстрелов, неприятель прекратил огонь.