Книга Тайны серебряного века - Анатолий Терещенко

Погибнуть мы всегда успеем, но раньше нужно сделать все достижимое, чтобы и гибнуть со спокойной совестью».

Атаман Каледин, с которым генерал Алексеев обсудил при встрече свои планы относительно «приюта русскому офицерству», поставил определенные условия, сообразуясь с обстановкой.

— Михаил Васильевич, что касается «приюта русскому офицерству», даю принципиальное согласие, но вместе с тем хочу уведомить вас с учетом местных настроений — не задерживаться в Новочеркасске более недели. Поймите меня правильно, время неспокойное, лихое, холодное и голодное. Семьи станичников на нищенском пайке. Они одни — без хозяев.

— Алексей Максимович, голубчик, вы герой знаменитого Луцкого прорыва, храбрейший из воинов, которых я знал, что-то не понимаю вашего предложения, — слегка возмутился всегда спокойный и выдержанный Алексеев.

— А что тут не понимать? Казачество, возвращающееся домой, к семьям, не хочет воевать ни с немцами, ни с Советами, — навоевалось. Больше того, скажу вам, оно, вдохновленное первыми декретами Советской власти, почти полностью перешло на ее сторону. У меня сил мало — молодежь, юнкера, отряд генерала Попова и части полковника Чернецова. Пару сотен наберется от силы. Красноармейцы уже совсем рядом, а у них сил в десятки раз больше. Да-да, не на порядок, а в несколько порядков. Конкретнее — они уже недалеко от Новочеркасска…

«Как меняют людей обстоятельства! — подумал Алексеев и внимательно взглянул в глаза донскому атаману. — Но он должен же понимать, что обстоятельства переменчивы, принципы — никогда. Разумный человек применяется ко всяким обстоятельствам. Ловкий человек создает их. Деятельный тип умеет использовать их. Нерешительный человек дает им ускользнуть».

* * *

Красные кавалерийские отряды, словно лава вулкана, выжигали любые очаги сопротивления в округе. Алексеев находился в растерянности. Он знал, что мужественный Каледин зря паниковать не будет. От тягостных раздумий Алексеева отвлек крик, доносившийся с улицы. Он подошел к окну и увидел жуткую картину, как солдат отнимал у женщины узелок с хлебом. Она сопротивлялась, кричала, царапала его, зовя на помощь, но вояка резким рывком все-таки выхватил у нее паляницу, от чего она упала наземь. А грабитель, выбросив платок, стал убегать, заталкивая добычу за пазуху под шинель.

Через мгновение он скрылся за углом соседнего дома.

«Вот до чего мы докатились!» — возмутился седой генерал.

На него нахлынули воспоминания, бессвязно возникали полузабытые картины детства и быстро промелькнувшей юности. Потом, словно прогрохотал в памяти длинный тяжеловесный поезд, — военная служба, бои под Плевной с ранением в бытность ординарцем у легендарного генерала Скобелева, учеба в Николаевской военной академии, получение генеральского чина, участие в Русско-японской войне 1904–1905 годов и Русско-германской с последней должностью начальника штаба Ставки Верховного главнокомандующего. А потом череда революций и конец России. И вот он здесь в качестве Верховного руководителя Добровольческой армии.

Утром 29 января 1918 года на Войсковом круге царило уныние.

Дежурный по штабу принес телеграмму от Л. Г. Корнилова. В ней говорилось об отходе Добровольческой армии на Кубань.

Атаман Каледин понял — это конец вольнице, потому что ни сил, ни желания у станичников воевать, а тем более одолеть красную лавину нет. Рассчитывать на чудо атаман не мог, так как считал, что взывать к чуду — развращать волю. Он медленно поднялся из-за стола и тихо промолвил руководителям станичников:

— Дальнейшая борьба бесполезна. Лично я полагаю, что нам всем нужно сложить полномочия и передать власть городскому самоуправлению. Мы должны всегда помнить, что у дьявола есть свои чудеса. У нас этих чудес сегодня нет.

— Атаман, надо обсудить создавшееся положение, может, найдем выход из тупика, — предложил один из членов Круга.

— От слов погибла Россия, — возразил атаман. — Заболтали ее длинноязыкие. Дело, понимаешь, дело должно быть на кончике слова.

На Круге решили в 16:00 подписать акт о передаче власти. Сдав всю казну, в 14:00 Каледин объявил перерыв совещанию, прошел в свой кабинет.

«Пока смерть подвластна нам, — подумал атаман, — мы никому не подвластны».

Резким движением правой руки он расстегнул рыжую кобуру, достал револьвер…

Через несколько минут в опустевшем атаманском дворце раздался глухой выстрел. Это был акт бегства неудачника от себя самого. Перед удачливыми людьми открыты все двери за собой. Такой человек уже выпрыгнул в окно и оказался в объятиях смерти.

Каледина почему-то не пожалели. Его стали осуждать за это малодушие. В жизни так нередко случается: когда судят о конкретном поступке, то, прежде чем объективно оценить его, надо учесть разные обстоятельства и принять во внимание весь облик человека, который совершает его.

Да, атаман был смел и решителен в бою с открытым противником на поле большой брани. Здесь была гражданская бойня, в водоворот которой затягивались не только казаки сильного пола, но и их семьи — жены, дети, внуки, старики. Он был в цейтноте и не видел выхода из возникшего ситуационного тупика.

А как обстояло дело с Алексеевым?

Его начинания продолжили другие военачальники.

Алексеев сильно хворал. Сначала болезнь никаких осложнений не предвещала — насморк от простуды. Появившийся кашель свидетельствовал уже о бронхите, а потом резкое прогрессирование болезни. Боли за грудиной, вялость, потливость, бессилие и, наконец, сердце не выдержало из-за отека легких.

«Неужели это конец? — обратился он к себе. — Стоит ли жизнь того, чтобы жить? Это вопрос для эмбриона, а не для мужчины. Умереть сегодня страшно, — а когда-нибудь — ничего. Как прав Гораций — всех ожидает одна и та же ночь».

Алексеев скончался от воспаления легких 8 октября 1918 года и был похоронен в Войсковом соборе Кубанского казачьего войска в Екатеринодаре. При отступлении белых войск в начале 1920 года его прах по настоянию вдовы был перевезен в Сербию и перезахоронен в Белграде.

* * *

В кабинете Алексея Максимовича Каледина было найдено письмо, датированное 29 января 1918 года. Оно адресовалось генералу от инфантерии, генерал-адъютанту Михаилу Васильевичу Алексееву. В нем атаман писал видному полководцу и прославленному генштабисту:

«Вы отчаянно и мужественно сражались, но не учли того обстоятельства, что казачество идет за своими вождями до тех пор, пока вожди приносят ему лавры победы, а когда дело осложняется, то они видят в своем вожде не казака по духу и происхождению, а слабого предводителя своих интересов и отходят от него…

Мне дороги интересы казачества, и я Вас прошу щадить их и отказаться от мысли разбить большевиков по всей России… избавьте Тихий Дон от змей, но дальше не ведите на бойню моих милых казаков. Я ухожу в вечность…»

Самоубийство атамана потрясло Тихий Дон. Потом его преемник генерал П. Н. Краснов о Каледине скажет: