Книга Песни/Танцы - Алексей Ручий

– А вы чем занимаетесь? – спрашивают в свою очередь девушки.

– Я в милиции работаю, – невозмутимо врет Артем, мы с Петром молчим.

– Правда?

– Чистая.

– Ну и как?

– Отлично!

Больше вопросов нет. Остаются только сальные анекдоты Артема, которых у него в избытке. Пусть рассказывает. Слова – ерунда, слова не важны, когда у нас есть такой вечер. Когда у нас есть этот пульсирующий сгусток времени, вырванный с мясом из утробы безумных эпох.

Мы пьем пиво и иногда перекидываемся короткими репликами. Говорить особо не о чем. Девицы не слишком общительные. Петр говорить вообще не любит. Мне сказать нечего. Ситуацию в меру сил и возможностей спасает Артем, но мне видно, что в определенный момент становится скучно и ему. Наслаждаемся тишиной и теплым покоем майского вечера.

Потом девушки уходят. Одна из них, которая Катя, говорит, что дома у нее маленький ребенок и старая мама.

– А муж?

– Объелся груш, – коротко отвечает она, и я понимаю, что тема исчерпана.

– Ну, пока, – прощается с девушками за всех Артем.

– Пока.

– Еще встретимся?

– Все может быть…

Все может быть… Они уходят. Растворяются в тени от домов и деревьев, в струях налетающего с реки ветерка. Все может быть… Или, быть может, все? Все, что когда-либо произойдет, случится, явится миру – все это уже кончено, свершилось и благополучно забыто?.. Мы идем по кругу, повторяясь, натыкаясь на повторы, расшибаясь об них. И разорвать этот круг не представляется возможным…

– Еще пива, господа? – спрашивает Артем.

– Еще одно и домой, – отвечаю я, – иначе я рискую повторить вчерашнюю ошибку…

– Давай так.

И опять мы пьем пиво. В который раз за сегодня? Опять эти повторы…

Я повторяюсь, потому что повторяется сама жизнь. О, этот заколдованный круг! Новое пришествие мертворожденных идей и людей. Все происходит снова и снова, рутинно и буднично; так, словно иначе и быть не может. Удел человечества – это глупые и скучные повторы, в которых он обречен искать смысл. О каком чистом листе может идти тут речь? Все равно вернешься к тому, на чем кончил. Жизнь невозможно начать с чистого листа в силу природы самой жизни.

– Ты когда уезжаешь в Питер? – спрашивает меня Петр.

– Завтра иду в военкомат – закрывать военный билет, может, завтра и уеду.

– Понятно. Надолго?

– Надо с институтом решать, работу искать… надолго видимо.

– Ага. У нас тут работы и вправду нет.

– Хоть что-то точно не изменилось за время моего отсутствия!

Мы смеемся. Смех – это идеальный метод для побега из реальности, лазейка, в которую можно нырнуть на время, забыв обо всем. Говорят, смех продляет жизнь. Смех – это и есть жизнь. Единственная из всех возможных, настоящая.

– Пора домой.

– А пиво?

– По дороге допьем.

– Ладно.

Мы прощаемся с Артемом – он живет в другом районе. Жмем друг другу руки. Он рассказывает анекдот напоследок. Смеемся. Потом расходимся.

Идем по улице молча. Наговорились за сегодня. Я просто наслаждаюсь майским вечером и пустотой в голове. Там нет иллюзий, нет тревог и надежд, пустота – одна обволакивающая и баюкающая пустота. Словно что-то большое и больное покинуло мою голову, оставив взамен себя эту целительную умиротворяющую пустоту. Наверное, это чувство – верный спутник свободы. Ты свободен, когда пуст.

Прощаемся с Петром на лестнице в парадной – он мой сосед, живет на два этажа ниже.

– Ну, давай, старик, удачи тебе, – жмет мою руку Петр.

– Тебе тоже.

– Ага. Если что – звони.

– Обязательно.

Возвращаюсь домой в двенадцатом часу – куда только подевалось время? Вроде, недавно из дома вышел… Встречает мама:

– Нагулялся?

– Вроде того.

– Опять пиво пили?

– Не без этого.

– Лучше бы о будущем думал.

– Я подумал.

– И что?

– Жизнь невозможно начать с чистого листа в силу природы самой жизни

Мама хмурится, потом смягчается.

– Есть будешь?

– Буду.

– Тогда переодевайся и мой руки.

– Не вопрос.

Я ужинаю и смотрю телевизор. Вечерние ток-шоу с приевшимися ведущими, какие-то однообразные фильмы с похожими сюжетами. Родители в комнате смотрят «Дом-2». Это бесконечный телевизионный проект с девизом «Построй свою любовь», где глупенькие провинциальные мальчики и девочки перед камерами корчат некое подобие взаимоотношений. Суррогат чувств. Эрзац реальности. «Дом-2» шел задолго до того, как я ушел в армию, идет и сейчас. Ничего не меняется, все повторяется. Жизнь невозможно начать с чистого листа. Я иду спать.

Чумной танец

Время останавливается, когда ты входишь в Город Убийц. Все блокпосты пройдены – ты можешь свободно двигаться вглубь лабиринта. Ты – убийца, и ждут тебя на улицах коллеги по ремеслу. Но отступить нельзя – чума идет по следу.

Караваны незрячих и безумных тянутся в город, смерть ступает по их пятам. Спасение там – в городе, если, конечно, вообще возможно спастись среди жрецов смерти, исправно приносящих ей свои жертвы. Но мы несвободны в своем выборе.

Пикирующая реальность, козни осенних печалей. Вглубь города, все дальше в лабиринт. Такова миссия – условное спасение. Все идут в этот Храм, к алтарю, что на вершине Зиккурата. Там освобождение от ига болезни. Фикция, зовущая вдаль.

– Побег из капкана в силок, – говорит мой незримый собеседник.

– Свистопляска чумной мечты, – вторит первый встречный убийца.

Я избегаю кинжала, наношу удар первым. Либо ты, либо тебя. Иного не дано. Изменчивая структура небытия. Будь ты – кто-то или никто – не важно, цена смерти одна для всех. Противоядие тоже одно. Говорят, где-то в Храме. Точно не знает никто. Всех гонит страх. А больше ничего не осталось.

Беглые преступники и просто любители легкой наживы – все здесь. Словно насекомые полураспавшихся планет роятся вокруг полуслепого солнца. Оставить все, идти в неизвестность.

– Там, в Храме, может быть такой же разгул чумы, что и за пределами Города, – говорю я сам себе, – никаких гарантий нет.

– Но ведь так хочется верить, что не ошибешься? – спрашивает незримый собеседник.

– Очень хочется.

Переломанный позвоночник прошлого, вывернутые внутренности настоящего – никто не хочет гадать, но другого не остается. Ты либо играешь по этим правилам, либо ты стерт.