Книга Осторожный убийца - Джеймс Хедли Чейз

Я почувствовал, как во рту у меня пересохло, и едва сдержался, чтобы не побежать к ней. Но тут я вспомнил о некоем старом придурке с Пескатори с его телескопом. Возможно, она позировала для него. Рассердившись, я отвернулся и ожесточенно начал драить медные перила катера. Когда оглянулся снова, она уже ушла.

Лаура была права, Бруно обладал неотразимым обаянием. Ужасное положение: он не говорил, не двигался, мускулы лица парализованы и только глаза говорили о душевном богатстве этого человека. Вечером, когда я пришел, чтобы перенести его на кровать, нашел его в одиночестве. Я стоял, не зная, что мне делать: то ли уйти, то ли подождать сестру Флеминг. Я решил было уйти, но взгляд его глаз остановил меня.

Он смотрел на меня с дружеским интересом, и я читал в его глазах вопрос. Сам не знаю, как это произошло, но я стал рассказывать о том, что делал днем. Рассказал, как чистил катер, как регулировал систему зажигания. Я подробно объяснял, как это делал, читая в его глазах одобрение.

– Если вам захочется, – сказал я, – в один из дней, синьор, я мог бы отнести вас к катеру, и мы устроим небольшое путешествие. Если катер вести медленно, тряски не будет. Зато какая перемена обстановки!

Его глаза ответили, что он готов предпринять такое путешествие, но когда он повернулся к сестре Флеминг, его взгляд потух. Всем своим видом она дала понять, что этого не будет, пока синьор Бруно поручен ее заботам.

Я развернул кресло и подвез Бруно к кровати. Легко поднял, осторожно опустил на кровать. В спальню вошла Лаура, я поклонился Бруно и спустился к лодочному ангару.

Переодевшись в футболку и фланелевые брюки, я сел к окну и закурил сигарету. Да, Бруно обладал редкостным обаянием. Я уже не в том возрасте, чтобы мучиться от угрызений совести, но сейчас меня не покидала мысль, как я плохо поступаю. Не помогли никакие оправдания: что если бы я не полюбил Лауру, то обязательно нашелся бы другой мужчина. Если бы Бруно был неприятным человеком, возможно, мне было бы не так противно притворяться, но я понял, что мне симпатичен этот человек. И я начал подумывать, а не сложить ли мне свои вещи и не уехать ли отсюда. Однако соблазн остаться в этих блестящих апартаментах был слишком велик. И, кроме того, мысль, что Лаура придет сегодня ночью, взяла верх над угрызениями совести.

Я начал думать о Лауре. Действительно ли она любит меня? Я удивлялся. С ее внешностью и деньгами она могла бы иметь сотни мужчин, мужчин с деньгами. Почему она выбрала меня? Меня терзали тяжкие подозрения и по поводу нашей первой встречи. Мне казалось подозрительным, как это женщина ее положения могла броситься в объятия нищего иностранца, нелегально находящегося в стране. Или она была из тех женщин, которые не могут обходиться без мужчины? Когда Мария намекнула, что Беллини жил в комнатах над ангаром, в моем отношении к Лауре что-то изменилось. Я не поверил ей, что Беллини не жил там. Я начал подозревать ее. Чем больше я думал о ней, тем более подозрительным становился. Был ли Беллини ее любовником? Был ли кто-то еще, кроме Беллини? Она жила на вилле больше четырех лет, а Беллини – три месяца.

Я попытался проанализировать свои чувства к Лауре. Когда ее не было рядом, я смотрел на нее как на постороннюю женщину. Да, она красива и сексуально привлекательна. Вокруг нее витала какая-то жутковатая аура. Она прятала свои глаза, а вместе с ними и свои истинные чувства за солнцезащитными очками. Живыми у нее были только глаза. Лицо ее напоминало лицо мертвеца. Создавалось впечатление, что она просто не позволяла давать выход своим истинным чувствам, никому не позволяла заглянуть в свою душу.

А что происходило в ее душе? Так я сидел в размышлениях о ней и Бруно. Стрелки моих наручных часов подползли к заветному часу. А я чем больше думал о наших отношениях, тем тяжелее становилось у меня на душе.

Она застала меня сидящим перед окном. Я не слышал, как она вошла. И вздрогнул, когда она коснулась меня рукой.

– О чем ты думаешь, Дэвид? Я смешался:

– Как тихо ты вошла!

Мы посмотрели друг на друга.

На ней был легкий шерстяной свитер и широкие полотняные брюки. Красновато-медные волосы были подхвачены сзади тонкой зеленой лентой. Одежда, прическа, живые блестящие глаза создавали образ прелестной наивной девушки. И вновь ее очарование захлестнуло меня целиком. Я почувствовал, как что-то магнетическое потянуло меня к ней, а ее ко мне. Мои тревоги, мои подозрения, угрызения совести были утоплены, как только ее руки коснулись меня.

– Ты рад меня видеть?

– Да, я рад, что ты, наконец, здесь, – прошептал я и обнял ее.

Яркий лунный свет струился сквозь открытое " окно и падал на мозаичный пол и кровать. Я пошевелился, открыл глаза и приподнял голову.

Лаура тяжело дышала. Я услышал ее неровное дыхание и посмотрел на нее.

Она спала, но ее тело дергалось, а руки сводила, отпускала и вновь сводила жуткая судорога. Она застонала: этот звук и разбудил меня. Она бредила, и бред, казалось, мучил ее.

Я потряс ее за плечо:

– Что с тобой? Лаура, проснись! Она вздрогнула и вскочила, растерянно оглядываясь вокруг. Я обнял ее:

– Все хорошо, все хорошо.

– Да. Да.

Она легла, и я почувствовал, как под моей рукой колотится ее сердце.

– Тебя, должно быть, мучил ночной кошмар? – Я успокаивающе улыбнулся и пошутил:

– Не хотел ли тебя утащить дьявол?

Она вздрогнула и отпрянула от меня:

– Сколько сейчас времени?

– Начало четвертого. – Я посмотрел на часы на ночном столике. – Успокойся и спи.

– Нет, мне нужно поговорить с тобой. Дай мне сигарету, дорогой.

Я встал, ощупью нашел пачку сигарет и лег снова. Мы закурили.

В отблеске маленького пламени спички мелькнули контуры ее изящного тела и тут же исчезли. Лунный свет выхватил ноги и тонкие лодыжки.

– Так что же тебе приснилось, дорогая?

– Не важно. Что ты думаешь о Бруно, Дэвид?

– Что значит “думаешь”? – разозлился я. Мне не понравился разговор о Бруно в постели. – Прекрасная душа, заключенная в мертвое тело, – вот и все, что я могу сказать о нем.

– Значит, он тебе понравился?

– Я восхищаюсь его силой воли.

– Ты думаешь, у него прекрасная душа?

– Думаю, что да, чтобы жить такой жизнью!

– Это не его прекрасная душа, а упрямство и решимость заставляют его жить и держать меня около себя как можно дольше!

Я промолчал. Молчала и Лаура.

– Как ты думаешь, он еще долго проживет? – спросила она после долгой паузы.

– Не знаю.

– А я иногда думаю, что это продлится долгие-долгие годы…, и меня охватывает страх.

– Не думай об этом, – сказал я тревожно. – О чем ты бредила, Лаура?