Книга Тайные сады Могадора - Альберто Руи Санчес

Счастье его, подобно весне, было столь же полным, что и великолепие сада. Сада на всем протяжении лета. И пока оставались листья деревьев свежи и зелены, счастье не покидало его.

По осени вдруг набежала туча печали и окутала грустью дни его. Вместе с печалью и грустью туманной пеленой обрушились какая-то тягучая досада и раздраженность. Ощутил, понял: сад все более удаляется от идеала, теряя день ото дня свое совершенство.

И тогда принялся садовник усердно восстанавливать утраченную четкость, геометрию аллей, поросших кустарником, выпрямлять ряды по единой линии изрядно разросшихся деревьев, подстригать кроны намертво сплетенных меж собой ветвей. Посредине длинных журчащих каналов устроил островки, прерывающие бег воды, в форме лабиринтов.

День за днем неутомимый садовник пересаживал растения, переделывал строения, лишь бы придать всему пространству видимую геометрическую четкость. Придумывал удивительные, фантастические, абстрактные формы, которые различались между собой, подобно диковинным невероятным растениям, порождая внутри наиточнейшее, совершенное уравнение, формулу. А пробуждая к жизни необычайные формы и линии, раз за разом неотвратимо разочаровывался. Приходил в отчаяние из-за невозможности придать живым цветам геометрическую четкость воображаемого идеала.

И однажды он срезал все цветы. Король отправился в путешествие, и некому было остановить безумца. Сад был королевством в королевстве. А король провел в пути не меньше года.

На следующий день обтесал садовник все деревья, так что приняли они вид восьмиугольников. Из тысяч ветвей, километров коры и стволов, выкорчеванных из земли, сложил он стену высокую, чтобы скрыть сад свой от посторонних глаз, от злокозненных придворных. Ни садовник, ни его помощники не покидали пределов сада многие месяцы. Плоды земли единственно были им пищей. Крупная и мелкая дичь, даже кролики, столь многочисленные в той местности, исчезли, повывелись, ставшие скудной трапезой армии садовников, которые, безостановочно сменяя друг друга, не покладая рук ни днем ни ночью, усердно трудились, перестраивая сад.

Долгих девять месяцев тишина обходила стороной высокую изгородь сада. И вот однажды все смолкло. Ни единого шороха не долетало из-за стены тайного сада. Все королевство замерло в тревожном ожидании. Тут же поползли разные сплетни и слухи о том, что случилось. Были такие, кто клялся, что все отошли в мир иной, наложив на себя руки, или решились стать подкормкой и удобрением дивному саду, или что бедный садовник вконец лишился рассудка и похоронил все, что мог, и теперь деревья растут наоборот — тянутся вниз.

Однажды король, никого заранее не предупредив, внезапно вернулся в город. Подгоняемый тревожными вестями о садовнике, который будто бы лишился разума, вернулся он домой. Многие месяцы, куда бы ни направился повелитель, какой бы город ни посетил, всюду его поджидали дурные известия о садовнике. Владыка рисовал в воображении дикие картины, то ему представлялся огненный смерч, пожирающий сад, то бедняга-садовник, кончивший свои дни земные в петле на суку. Едва только утихли последние звуки торжественной встречи по случаю нежданного возвращения, поспешил король к своему верному садовнику. С неподдельной радостью тот встретил владыку, и, пока расточал бесконечные приветствия и пожелания, король сгорал от любопытства. Нетерпение и воодушевление росли с каждой минутой в геометрической прогрессии. Наконец, не в силах более сдерживаться, сказал король, что сгорает от предвкушения увидеть сейчас же свой совершенный сад, которому, несомненно, нет равных.

Владыка немного успокоился, говоря про себя, что слухи и сплетни о садовнике всего лишь плод человеческой зависти, давно свившей гнездо в сердцах придворных и челяди. Такое уже случалось, и не в первый раз. Садовник производил все то же впечатление рассудительного, уверенного в себе человека, за садом следил с подобающим вниманием и со всегдашним тщанием, словно ведал все извивы жизни растений, проникся до глубины души жизнью и судьбами цветов и деревьев.

Подошли вдвоем поближе к одной из двадцати семи дверей, прорубленных в толстых стенах, окружавших сад.

С изумлением рассказывал король о причудливых садах, которые посчастливилось ему повидать в путешествии.

— Но не стоит беспокоиться: несомненно, ты был и остаешься самым великим садовником мира. Пусть другие и прикладывали неимоверные усилия, но не повстречался мне хотя бы единственный сад, который пусть на крохотный шажок смог бы приблизиться к нашему.

Вдвоем остановились у двери. Странно, король никогда прежде не видел ее запертой. Садовник подал секретный сигнал, сказал пароль, тут же один из помощников впустил их внутрь. Повелитель едва устоял на ногах, голова пошла кругом, и он чуть было не упал, сраженный увиденным. Сад его, удивительный, совершенный сад, превратился в гадкую, гниющую свалку, забитую грудами наполовину вырванных, наполовину сломанных растений, с маленьким пустынным островком посредине в окружении громоздящихся гор корней, стволов и веток.

— Что стряслось с моим садом? Это и есть то, что ты смеешь называть совершенным садом? Кроме запустения и разрухи, здесь более нет ничего.

— То, что здесь росло прежде, всего лишь жалкий эскиз, набросок совершенного сада. Все это только и нужно было лишь для того, чтобы превратиться в то, что теперь ты увидишь.

Геометр-садовник хлопнул в ладоши, и тут же появились пятеро помощников. Они поднесли бесподобно прекрасную деревянную шкатулку кубической формы, филигранно инкрустированную деталями различных пород деревьев, — то, что сегодня зовется маркетри.

— Пахнет кедром. Ты что же это, извел мои любимые кедры? Ты посмел настрогать досочек из кедров, не просто кедров — арсов, редчайших кедров, что растут только на склонах Атласских гор? Когда-то я повелел доставить их мне из далеких краев. И теперь ты хочешь сказать, что извел их на то, чтобы сколотить какой-то дурацкий ящик?!

— Это не просто ящик. Геометрическая линия, на которой зиждется вся суть шкатулки, — это совершенная идея самого прекрасного сада в мире. Все его пропорции идеальны. Если рай существует, он должен быть именно здесь. Эта вещь совершенна, и она не простое изображение райских кущ, но образ самого Господа. Основа тела шкатулки должна быть выточена только из кедра, и не простого кедра, а именно кедра со склонов Атласских гор, поскольку это единственное дерево на свете, которому понадобятся долгие годы, быть может, даже столетия, прежде чем оно осознает, что его разлучили с матерью и одарили свободой. Его сердце-вина и душа останутся зелеными и неувядающими еще многие десятилетия. К тому же аромат кедра заключает в себе «счастливую удачу»: стоит лишь тому, кто несет в душе своей печаль, смятение и тоску, опустить голову в этот деревянный ящик и поглубже вдохнуть, как тут же станет ему легче и вновь он проникнется счастьем. Такую древесину обычно используют в общественных банях, хаммамах, потому что влажность не способна ни сломать, ни изогнуть ее, никакие колебания температуры не в силах воздействовать на нее. Ни одно насекомое не способно проникнуть в сердцевину его, тогда как все прочие породы служат убежищем всевозможным мелким тварям, а подчас и едой… Единственно только сама земля может искривить несгибаемую древесину. При близком контакте, под воздействием земли, дерево впадает в глубочайшее заблуждение, будто оно имеет право жить по собственной воле, как только ему заблагорассудится, жить, не отдавая никому отчета и никому не подчиняясь. И тогда оно странным образом теряет форму, искривляется безвозвратно и навсегда. Ее, древесины, утонченная форма жизни, долго не затухающая выразительность со всей ясностью воплощаются в безупречной геометрии куба, чья поверхность испещрена идеально тонкими выверенными линиями, созданными филигранной инкрустацией другими породами деревьев. Совершенные линии подчеркивают идеальные пропорции, таким образом многократно усиливая образ собственного совершенства… Эта шкатулка-маркетри, о мой повелитель, — квинтэссенция, украшающая твой сад. Она — образ самого совершенства природы, древо не отсекающее, но достигающее идеальнейших высот геометрии, какие только возможны.