Книга Беспамятный - Павел Балашов

Я дернулся, как от укуса или удара. Имя действительно было знакомо. И в голове тут же всплыл ряд ассоциаций: покойный отец, вернее, его похороны. Дядя Леня, Леонид Петрович. На отцовских похоронах он был еще в капитанских погонах, потом он же — дядя Леня, но за столом в ресторане, и мы с ним обмываем его «полковника». И опять Леонид Петрович, бледный, как смерть, обожженный, с зияющей раной в области пресса… Черт…

Сознание поплыло, стало сложно дышать. Я и так-то не очень уверенно мог стоять на ногах, а теперь так совсем худо стало. Почему-то у меня появилось ощущение, что я бросил друга в беде. Но это явно было наносное, неистинное, ведь врачи успели, мы его дотащили, я же помню… И нас накрыло только позже, когда эвакуационный модуль ушел на орбиту, и тогда стало понятно, что Шухер нас сдал, иначе откуда бы у этих козлов взялись координаты нашей резервной площадки… И тогда, когда прилетел «страпон» и вмазал по нам со всех калибров, меня вышвырнуло из кокпита бортового орудия, первым же взрывом… А ребята запеклись, там, в «Раскате», заживо, потому что «страпон» долбил плазмой прямо в люки и аппарели… Бля… Бедная моя башка…

Наверное, с этой мыслью я и потерял сознание, потому что темнота как-то резко меня обступила и утащила за собой, погружая все глубже и глубже. Где-то в этой темноте появился дядя Леня, хмурый, весь в повязках, нервный, кривящийся в недоброй ухмылке: «Ну, что, Игоряха, влип? И чем ты теперь лучше них, а? Вот сам посуди — душ накрошил, как в салат сосисок, дел наворотил — хоть стой, хоть падай, парень. Нехорошо оно, нехорошо. А главное — к цели так и не приблизился, Игоряха…» Где-то рядом зло смеялось крайне неприятное лицо, скуластое и носатое, украшенное шрамом на верхней губе, почему-то ассоциирующееся со словом «Шухер»: «Ну, что, Птиц, облажался? Ты считал, что что-то сможешь в одиночку? Против меня? Против всего картеля? Смешной ты, Птиц, и идиот. Смешной мудак и идиот. Прячься дальше по Окраине, я доберусь до тебя очень, очень скоро, Птиц. И ты сдохнешь, так же, как и твои мудаки-друзья. Только они сдохли быстро, а ты будешь подыхать долго, Птичка!»

В себя я пришел от укола стимуляторов. Болело сердце, явно стресс сосудов. И жутко жгло «за глазами», под черепушкой. Небось Анри-Жак, добрая душа, вкатил что-то навроде тонизирующего коктейля. А на мое состояние оно меня, конечно, в чувство привело, но не сильно корректно. Впрочем, лучше так, чем валяться на полу безвольной тушкой и пускать слюну из неплотно сжатых губ. Ненавижу такое зрелище, и сам собой его являть не собираюсь.

Док сидел в кресле, подкатив его к ложементу, и наблюдал за капельницей, которую мне поставил. По старинке так, вручную, обычную. Никаких современных шприц-туб, никаких вакуумных контроллеров. Кап… Кап… Кап… Лейся, «живая вода», в вены дураку, глядишь, поумнеет. На человека станет похож. Задумается над тем, что вообще да откуда берется. И, если повезет, еще что-нибудь вспомнит. И может быть, это будет не так болезненно.

— Ты как, старина? — поинтересовался Марат.

— Паршиво, — ответил я честно.

— Ожидаемо, — кивнул доктор. — Потерпи. Сейчас витаминки по организму разбегутся, и станет тебе легче. А я тебе пока расскажу, что произошло с твоей несчастной головой. Готов послушать?

— Не уверен, что все пойму, но послушать всегда готов. Может быть, я не совсем идиот?

— Не идиот. Амнезия твоя не только травматического генеза. У тебя, во-первых, организм подвергся сильной медикаментозной атаке. Она разрушала нейронные связи, но почему-то до конца свое подлое дело не довела. Очень похоже на то, что тебя готовили к тому, чтобы переписать на матрицу, поскольку препараты применены ровно те самые, только дозы идиотские. Я немного в курсе, изучал теорию. А во-вторых, старина, когда ты после этой дозы выхватил по голове, процесс пошел дальше, и нейронные связи опять пострадали. Поэтому в твоей черепушке все не очень просто, мне пришлось буквально по микрону обрабатывать твое серое вещество. Связи восстанавливаются, но медленно и не все. Поэтому готовься к тому, что раз за разом какие-то «крючки» из прошлого будут цеплять тебя за живое. А еще готовься к тому, что как только твой организм хоть немного придет в себя, будем повторять операцию. И, возможно, придется потом еще пару раз.

— Стоп. Меня пытались переписать на носитель? Снять пси-матрицу?

— С огромной вероятностью — да. Уж больно специфические проблемы с твоей думательной костью, Игорь.

— Та-ак. А кто это был? Никаких предположений нет? По методике работы, ну или по следам от препаратов?

— Ну, как тебе сказать. Никакой гарантии не дам, даже минимальной, но очень похоже на манеру компрачикосов из Витасерве. Их, скажем так, почерк. Доводилось мне несколько раз подробно изучать последствия их работы, — Марат помрачнел.

— А скажи, док, нет ли у тебя информации о том, где у них расположен основной цех по переделке людей в биты и байты? — Наверное, выражение лица у меня было крайне злобное, потому что Анри-Жак поморщился.

— Ох, Игорь, ну вот о чем у тебя голова болит, а? Тебе бы память восстановить, насколько возможно, да в себя прийти, а ты уже собрался мстить и карать? Организм — он не железный, поверь мне.

— Ага, — попробовал кивнуть я. — Это понятно. А все-таки, подскажешь, где их искать?

— На Триангле, есть такая богомерзкая планетка.

— В курсе, — фыркнул я. — И касательно мерзости — тоже. Значит, я был прав. И именно там я и побывал. Мда…

— Да, и скорее всего именно там ты свой трофей и взял, — кивнул Марат. — Что ты удивленно брови вскидываешь? Я в твоей памяти рылся, помнишь? Стало быть, события последних дней тоже прекрасно видел. Кстати, как сам, события не помнишь?

В моей голове отчетливо что-то хрустнуло. Ну, или у меня сложилось такое впечатление. Поскольку я вдруг понял, что произошло на Чертовом Треугольнике, как периодически именовали планету Триангл. И то, как люди в униформах СБ Vitae Serve тащили меня, бессильного, по коридорам их лаборатории. И как я случайно умудрился стащить с пояса одного из моих конвоиров универсальную отмычку для наручников. И то, каким сюрпризом для моих катов оказались мои свободные руки, и то, как в глаз их «врача» входил стилус от его же планшета. Воспоминания накатили на меня горячей волной, заставив застонать от обилия странных ощущений.

Анри-Жак наблюдал за мной, не делая никаких движений в сторону, просто поглядывая на капельницу. Доктор, судя по всему, был доволен проделанной работой. И в данный момент, как истинный художник своего дела, оценивал «черновой эскиз», представляя себе, сколько еще и какой работы придется проделать, чтобы эта «картина» оказалась законченной.

— Что, док, забавно выгляжу? — поинтересовался я, просто для того, чтобы эта чертова тишина отступила.

— Игорь, меня это не забавляет. Совсем. Я просто наблюдаю, мне это нужно для дальнейшей работы с тобой. Понимаешь?

— С трудом, если откровенно. Пока я пытаюсь научиться принимать самого себя. Это непросто, и почти не оставляет сил на остальные процессы.