Книга Договор крови - Таня Хафф

— Пойдем скорее. — Она подтолкнула его к двери. — Даже я чувствую солнце.

* * *

Селуччи лежал, распростершись поверх одеяла на кровати ее матери, без ботинок, но полностью одетый. Вики, внезапно увидев эту картину, оцепенела и должна была сдержать себя, чтобы не встряхнуть приятеля за плечи и не потребовать ответа, что, собственно, он здесь делает. На кровати ее матери. За исключением того, что мать больше никогда не будет спать в ней... но какое это имеет значение?

— Он не сможет проснуться, — пояснил ей вампир, когда подруга замешкалась у двери. — До тех пор, пока я... не засну.

— Генри, я все-таки очень прошу, никогда больше не делай этого.

— Вики...

Звук ее имени заставил женщину поспешить, и вслед за ним она подошла к стенному шкафу.

Фицрой поднял руку и с нежностью погладил ее по щеке.

— У Майкла Селуччи есть день; я не могу находиться рядом с тобой в это время. Не проси, чтобы я уступил ему и ночь.

Вики нервно сглотнула. Прикосновение его холодных пальцев всегда безмерно ее волновало.

— Разве я хоть когда-нибудь просила тебя об этом?

— Нет. — Черты лица вампира на миг исказились. — Ты никогда ни о чем меня не просила.

Женщине хотелось возразить, напомнить, что это не так, но она тут же поняла, что ее друг имеет в виду.

— Не сейчас, Генри.

— Ты права. — Он кивнул и убрал руку. — Не сейчас.

К счастью, ширина стенного шкафа позволяла человеку не слишком высокому вытянуться там во весь рост, надежно укрывшись от солнца.

— Я заблокирую дверь изнутри, так, чтобы она случайно не открылась, кроме того, я прихватил с собой светозащитную штору, которую ты повесила в моей спальне, чтобы сейчас в нее завернуться. Надеюсь увидеть тебя сегодня вечером.

Мысленным взором она представила вампира возникающим из тьмы после дня, проведенного... в безжизненном состоянии.

— Генри...

Он остановился и придержал рукой дверь шкафа.

— Моя мать умерла.

— Да.

— Ты никогда не умрешь.

Четырехсотпятидесятилетний незаконнорожденный сын Генриха VIII утвердительно кивнул.

— Я никогда не умру.

— Должна ли я злиться на тебя из-за этого?

— Должен ли я обижаться на тебя за то, что происходит днем, ни один из которых мне не доступен?

Ее брови сомкнулись, и Вики вынуждена была поправить очки, сползшие из-за этого на кончик носа.

— Ненавижу, когда ты на вопрос отвечаешь вопросом.

— Я знаю.

Его улыбка таила столь многое, что она не надеялась понять все полностью, и дверь стенного шкафа затворилась между ними.

* * *

— Вики, ты не представляешь, на что оказался способен этот Фицрой! — Когда его подруга неожиданно занялась удалением пятнышек грязи со своих туфель, Майк понял, что на самом деле она, безусловно, это представляет. — Вики, как ты можешь!

— Ну что ты так кипятишься?

— Он одурманил меня, усыпил, посягнул на мою свободу воли!

— Ему просто хотелось побыть одному, как и тебе теперь. Обеспечить себе свободу действий.

— Не могу представить, что ты можешь его защищать!

— Вовсе нет. Точнее, я, если честно, не вижу особых причин для негодования.

Селуччи с раздражением фыркнул и принялся втискивать руки в рукава пиджака. Нитки на швах затрещали, жалобно протестуя.

— И чем вы занимались, позволь полюбопытствовать, в течение того времени, когда вам была обеспечена свобода?

— Он так же усыпил и меня. А затем охранял мой сон до самого рассвета.

— И это все?

— Все, — холодно кивнула женщина. — А кроме того, это вообще не твое дело.

— На сей раз это не пройдет, Вики. — Он шагнул вперед, забрал у нее из рук туфлю и опустился перед женщиной на колено. — Фицрой сделал это моим делом, после того как использовал на мне грязные приемчики придурочного Князя Тьмы.

Она вздохнула и позволила другу надеть ей на ступню простую черную туфлю-лодочку.

— Мне необходимо было выспаться, Майк. — Вики наклонилась и отвела непокорный завиток волос с его лба. — Я не смогла бы уснуть без его помощи. Он подарил мне ночь сна, хотя мог бы воспользоваться, как ты говоришь, свободой, которую он себе предоставил.

— Весьма благородно с его стороны, — проворчал Селуччи, надевая ей другую туфлю. «Говоря по правде, это в самом деле благородно, — признался он себе, поднимаясь с колена. — Особенно если учесть, как ведут себя тираны, но я-то вполне представляю, что не стоит выражать собственное мнение о том, как обстоят дела в проклятой феодальной системе. — Фицрой поступал, как он считал, в высшей степени в интересах Вики. И, говоря начистоту, он сам не думал, что смог бы оставить их наедине, как вынужден был поступить вампир, у которого не было другого выбора с наступлением утра. — Не исключено, я поступил бы так же в подобных обстоятельствах. Что ничуть не извиняет его королевское, дьявол бы его побрал, бессмертное высочество».

Что Майка беспокоило больше всего, так это то, как мало, на его взгляд, все происходящее волновало саму Вики, сколь увлечена она, как ему казалось, вопросами владения ситуацией и как мало — взаимодействием с окружающим миром. Он опознал последствия эффекта скорби и потрясения, поскольку сам в течение многих лет достаточно часто сталкивался с их последствиями, но теперь оказалось, что справиться с ними гораздо сложнее именно потому, что здесь и сейчас все имело непосредственное отношение к его подруге.

Ему хотелось облегчить ее переживания.

Он понимал, что это ему вряд ли удастся.

Его угнетало, что он должен с этим смириться.

«Ладно, вампир, ты подарил ей сон в прошлую ночь, я же поддержу ее днем. Быть может, вместе мы поможем Вики пережить это горе».

Он попытался заставить подругу поесть, но в конце концов, когда стал настаивать и потерпел поражение, оставил всякую надежду уговорить ее.

Около полудня появился мистер Дельгадо, осведомившийся, надо ли подвезти Вики к похоронному бюро. Она молча покачала головой.

— Умф, — фыркнул он, отступая к лестничной площадке и вновь осматривая Селуччи с головы до ног. — Вы один из ее друзей из полиции?

— Детектив-сержант Майкл Селуччи.

— Да. Так я и думал. Вы похожи на копа. Луис Дельгадо. — Его рукопожатие все еще оставалось энергичным, а на ладони ощущались жесткие мозоли рабочего человека. — А что случилось с тем, другим парнем?

— Он просидел с ней всю ночь. И сейчас еще спит.

— Он ведь не коп?