Книга Орудие ведьмы - любовь - Нора Робертс

Про ужин он начисто и думать забыл, но то, что собака его голодна, остро почувствовал. Спустился вниз, сопровождаемый Багсом, соорудил сэндвич, присовокупил к нему хрустящей картошки, порезал яблоко. Поскольку запастись собачьим кормом ему было недосуг, Фин попросту разделил трапезу со своим четвероногим гостем, развлекаясь тем, что, к вящему удовольствию Багса, бросал ему кусочки сэндвича, а тот ловил их с такой же ловкостью, с какой расправлялся с букашками.

Решив продолжить свое занятие, Фин выпустил собаку на волю, но сохранил с ней мысленную связь, чтобы по завершении всех дел отправить назад на конюшню.

Однако Багс прибежал точно к кухонной двери и уселся под ней в ожидании, пока его снова впустят.

– Ну хорошо-хорошо, ты, вижу, решил заночевать. А раз так – изволь вымыться, дружок, а то от тебя конюшней несет за версту. Давай-ка марш в ванную!

Душ чуть не обратил бобика в бегство, но Фин действовал проворно и затащил его с собой.

– Это же просто вода. Хотя тебя придется хорошенько намылить.

Багс дрожал, кидался на лейку душа, откуда били струи, прижимался к голой груди Фина, в то время как тот намыливал его шампунем.

– Ну вот, видишь? Не так все и плохо? – Он ласково гладил пса и успокаивал его, одновременно прополаскивая шерсть. – Совсем даже неплохо.

Фин взмахнул рукой. Из-под потолка заструился яркий, но мягкий свет, зазвучала музыка, негромкая и ритмичная. Он поставил пса на пол, а сам с наслаждением отдался горячей воде, в то время как Багс скакал по мокрому кафелю и отряхивался, распуская вокруг себя веером жемчужные брызги.

При всем проворстве Фин не успел за ним с полотенцем, и теперь брызги сливались в большие лужи, на которых было легко поскользнуться. Фин во всю глотку расхохотался, а Багс сел на сухое место – вылизывать шерсть, сначала на брюхе, потом на лапах, затем на спине, извернувшись и дотягиваясь языком до хвоста.

Наведя в ванной порядок, Фин перешел в спальню и сбросил на пол подушку с дивана. Но пес, уже окончательно почувствовав себя дома, прыгнул к нему на кровать, высокую и широкую, и растянулся в блаженстве, как барин.

– Ладно хоть вымыть тебя успел… – проворчал Фин, но пса не согнал.

Он устроился рядом и решил, что на сон грядущий лучше будет почитать книжку, чем смотреть телевизор.

К тому моменту как Фин погасил свет, Багс уже тихонько посапывал. Этот звук Фин расценил как некоторое утешение и тут же подумал: до какой степени одиночества надо было дойти, чтобы находить утешение в сопящей рядом собаке?

В темноте, под легкое мерцание углей в камине, он стал думать о Брэнне.

Она повернулась к нему, и ее черные волосы, шелком рассыпанные по обнаженным плечам, сделались похожими на роскошный черный занавес. Огонь теперь горел ярче, его золотые всполохи превращали ее глаза в чистое серебро, в котором плясали золотые искры.

И она улыбнулась.

– Ты по мне тоскуешь.

– И днем и ночью.

– И сейчас ты меня жаждешь, в этой своей большой постели, в своем прекрасном доме.

– Я жажду тебя в любом месте. Везде и всюду. Ты меня мучаешь, Брэнна.

– Мучаю? – Она рассмеялась, но в ее смехе не было никакой жестокости или насмешки. Он был теплым, как поцелуй. – Не я, Финбар, не я одна. Мы оба друг друга мучаем. – Она провела пальцем по его груди сверху вниз. – Ты теперь сильнее, чем раньше. И я тоже. Как ты думаешь, вместе мы будем еще сильнее?

– Как я могу что-то думать, о чем-то гадать, если ты для меня – все?

Он взял в горсть ее волосы, притянул к себе. Бог мой, боже ты мой, ее вкус после такого долгого – как сама жизнь – перерыва был равносилен жизни после смерти.

Он перекатился, подминая ее под себя, еще глубже погружаясь в это чудо. Ее грудь, полнее, мягче и слаще, чем сохранилась у него в памяти; ее сердце, бьющееся барабанной дробью под его ладонью, когда сама она выгибалась дугой навстречу ему.

Смятение и буря чувств – ощущение ее кожи, шелковой, как и ее волосы, и теплой, такой теплой, что декабрьский холод отступил. Ее фигура, изящные линии тела, звук ее голоса, шепотом произносящего его имя, то, как она движется и движется под ним, разгоняя его одиночество.

Кровь в его жилах ритмично пульсировала в унисон с нею; сердце забилось сильней, стоило ей запустить пальцы в его шевелюру, как она делала это когда-то, а потом провести по спине. Стоило ей вцепиться в его бедра, выгнуться дугой. Раскрыться.

Он ринулся вперед. Вспыхнул свет, белый, золотой, искрящийся, как огонь. Казалось, весь мир охвачен пожаром. Ветер закружился вихрем, раздувая ревущее пламя. На мгновение, на один миг их оглушило блаженство.

Потом вспыхнула молния. И наступила кромешная тьма.

Он стоял вместе с ней посреди бури, крепко сжимая ее руку.

– Не знаю этого места, – прошептала она.

– Я тоже. Но… – Что-то все же было знакомо, что-то в самой глубине. В такой глубине, что не достать. Густой лес, неистовый циклон, и где-то неподалеку – шум реки.

– Зачем мы здесь?

– Здесь что-то есть, совсем рядом, – только и ответил он.

Она повернула руку ладонью вверх и сотворила небольшой огненный шар.

– Нам нужен свет. Дорогу найти сумеешь?

– Это совсем рядом, – повторил он. – Тебе надо вернуться. Здесь рядом – темная сила.

– Я никуда не пойду. – Она коснулась своего амулета, закрыла глаза. – Я ее чувствую.

Она сделала шаг вперед, он сильнее сжал ее руку. Если надо, он найдет способ ее защитить. Но его неудержимо тянуло вперед.

Густой лес, густые тени, словно излучающие темноту. Ни луны, ни звезд, только ветер, от которого, казалось, стонет сама эта ночь.

И в этой ночи раздалось завывание, и в этом вое слышался голод.

Фин решил, что оружие будет нелишним, собрал всю свою энергию и сотворил клинок. И немедленно его воспламенил.

– Черная магия, – прошептала Брэнна. Она тоже была охвачена сиянием, словно светилась собственной ведовской силой. – Все вокруг чужое… Мы не дома.

– Не дома, но достаточно близко. Только не теперь, а в далеком прошлом.

– Да, в прошлом. Тут его логово? Это возможно? Ты можешь сказать?

– Оно не то, что теперь. Оно… какое-то другое.

Она кивнула, разделяя его ощущение.

– Надо позвать остальных. Надо, чтобы мы все были в сборе. Если это то место, где он прячется.

– Это там. – В темноте ночи он разглядел еще более непроглядную пасть пещеры, уходящей в глубь холма.

Он не возьмет ее с собой, решил Фин. Не возьмет ее туда, ибо там – смерть. И даже хуже, чем смерть.

Не успел он подумать так, как перед ними возник старец. На нем были грубые одежды, на ногах – истоптанные сапоги. И волосы, и борода его были совершенно седые и спутанные. В его глазах застыло безумие, смешанное с волшебством.