Книга Молодой Сталин - Саймон Себаг-Монтефиоре

Друг Сталина Иремашвили дрался с ним на школьном дворе. Поединок окончился вничью, но, когда Иремашвили отвернулся, Сталин напал на него сзади и повалил на траву. Когда он бесстрашно бросился на бойцов посильнее, Сосо избили до полусмерти. Кеке пришлось спасать его: она побежала к начальнику полиции с криком: “Боже, моего сына убили!” При этом Сталин оставался главным франтом среди борцов: “Иногда мать даже надевала на него большой белый воротник, который он снимал и запрятывал в карман, стоило ей отвернуться”.

Но мальчики берегли силы для настоящего дела – уличных войн. “В нашем городе дети организовывались в шайки – по улицам или кварталам, где они жили. Эти банды постоянно враждовали”. Эти шайки были еще и “плавильными котлами”. “Дети в Гори вместе получали образование на улице – без различения религии, национальности и благосостояния”. Оборвыш Сталин играл на улице с сыном прославленного генерала князя Амилахвари, и этот мальчик учил его плавать. Дети, вооруженные ножами, луками и стрелами или рогатками, вели блаженное, свободное, даже дикое существование: они купались в реке, распевали любимые песни, воровали яблоки из сада князя Амилахвари, проказничали по всей округе. Однажды Сталин поджег княжеский сад.

“В детстве Сосо был большим шалуном. <…> Бегать по улице… очень любил”, – вспоминал его младший друг Георгий Елисабедашвили. “Он любил стрелять из самочинно сделанного лука, любил бросать камни из рогатки… Помню, однажды вечером, когда стадо возвращалось из нагула, Сосо со своим самочинным луком накинулся из-под угла на стадо и мигом вонзил стрелу в мошку коровы. Корова взбесилась, стадо заметалось, пастух погнался за Сосо, Сосо исчез” – он уже умел быть неуловимым[23]. Другой школьный друг писал, что Сосо выскальзывал из рук, словно рыба, и ловить его было бесполезно. Однажды Сосо привел в ужас владельца магазина, взорвав какие-то петарды, которые разрушили все в магазине. “Матери за своего сына пришлось слушать немало плохих слов”.

Сосо любил водить свою шайку на крутой склон Гориджвари – горы, на которой стоял “замок с высокими желтыми стенами”. Здесь они пели, дрались, спорили о религии и любовались видами: “Он любил красоты природы”. В двенадцати километрах от Гори находился пещерный город Уплисцихе – добраться до него было так трудно, что сначала Сталин не смог туда залезть. По свидетельству Иремашвили, он без устали тренировался, пока у него это не получилось.

К другим детям он был безжалостен, но защищал своих приспешников. Научившись плавать (впрочем, из-за травмы руки это не удавалось ему как следует), он столкнул не умевшего плавать маленького мальчика в быстрые воды Куры. Потом мальчик сердито говорил ему, что чуть не утонул. “Да, но, когда ты попал в беду, тебе пришлось научиться плавать”, – отвечал Сосо. Впрочем, когда на его друзей напала другая шайка, Сталин закидывал их камнями, пока они не пустились наутек. В другой раз, увидев, как колотят его друга, Сосо стал кричать, чтобы тот не стоял как осел, а работал кулаками. Он дал врагу отпор.

Сталин то и дело бросал вызов противникам “старше и сильнее него”, говорит молодой Иосиф Давришеви. Он уже был раздражителен. Из-за своей неуклюжести он не смог научиться грузинскому танцу лекури (лезгинке) – и не задумываясь дал по ногам мальчику, который танцевал ловчее.

Он демонстрировал волю к власти, которая не покидала его до последних дней. “Сосо принадлежал к местной шайке, но часто переходил на сторону вражеской банды, потому что отказывался повиноваться собственному вожаку” – тот жаловался, что мальчик “подрывал его авторитет и пытался лишить его власти”. Иремашвили полагал, что, по мнению Сталина, “человек, которому должны подчиняться другие люди из-за того, что он старше или сильнее, должен быть таким, как его отец, и поэтому в нем вскоре выработалась глубокая неприязнь ко всем, кто был выше его по положению”. Вырвавшись из-под материнской опеки, он стремился быть лидером – уже в детстве.

Каким-то образом из-за унижений со стороны отца и последующего краха Бесо, из-за восторженной любви матери и благодаря собственным уму и высокомерию Сталин настолько уверился в том, что он всегда прав, что эта заразительная уверенность завоевала ему сторонников. Одним из них был сын армянской подруги его матери Симон Тер-Петросян (Сенько), впоследствии известный как Камо. Его богатый отец, сколотивший состояние на поставках оружия армии Александра II во время походов на Хиву и Бухарский эмират, со злостью спрашивал свою дочь: “Что нашли вы в этом голодранце Сосо? Разве в Гори нет достойных людей?” Похоже, достойных было немного.

Сосо “мог быть хорошим другом, если вы покорялись его диктаторской воле”, считает Иремашвили. Когда какой-то мальчик наябедничал, что Котэ Чарквиани съел хлеб для причастия, Сталин, предвосхищая будущие свои чистки, “проклинал его, называл наушником, шпионом, настроил против него других мальчиков, а потом избил до синяков. Сосо был преданным другом”.

Сталин, как положено поэту, любил горы и небеса, но редко выказывал симпатию к людям. Сын полицейского вспоминает, что в то время он был “копией своей матери”. Он был спокоен и осторожен, но “когда ярость брала верх, становился грубым, ругался и доводил все до крайностей”. Сталину было меньше терять, чем другим, он мало к кому был привязан – экстремизм был в его природе6.

Уличные бои были в порядке вещей не только потому, что горийские родители сами участвовали в ежегодных драках и делали ставки на состязаниях, но и потому, что мальчики играли в грузинских разбойников-героев, которые сражались с русскими в горах неподалеку. Но теперь дети видели, что Российская империя преследует их даже в школе.

Недалекий император Александр III стоял во главе консервативных контрреформ, сводивших на нет либеральную политику его убитого отца, и это настроило всех грузин против его империи. Царь издал указ о том, что грузины должны учиться на русском языке[24](поэтому Сталин и занимался русским с детьми Чарквиани).

Придя в училище в сентябре 1890 года, Сталин разделил с друзьями ненависть к новым русским порядкам. Мальчикам не разрешали даже говорить по-грузински друг с другом. По-русски они разговаривали плохо; “наши рты были заперты в этой тюрьме для детей, – вспоминает Иремашвили. – Мы любили нашу родину и родной язык. А нас, грузин, считали некультурными, и в нас надлежало вбить блага российской цивилизации”. Тех, кто говорил в классе по-грузински, заставляли “стоять в углу или держать целое утро длинную палку или до вечера запирали в совершенно темном карцере без еды и воды”.

Русские учителя[25]были грубыми педантами в униформе – мундирах с золотыми пуговицами и остроконечными фуражками. Они презирали грузинский язык. Но одного преподавателя все любили – учителя пения Семена Гогличидзе, добродушного щеголя, который всегда был одет по последней моде: гетры, отложной воротник, цветок в петлице. Школьницы в него влюблялись и даже сочиняли о нем песни. Его любимцем в хоре был Сталин, которому он старался всячески помогать: “За два года он так хорошо усвоил ноты, что свободно пел по нотам. Очень скоро он уже помогал дирижеру… <…> Было много сольных мест, исполнение которых поручалось Сосо”. Дело было не только в его “приятном, красивом высоком голосе”, пишет учитель-романтик, но и в “прекрасном исполнении”. Сталина часто нанимали петь на свадьбах: “Люди приходили, только чтобы послушать, как он поет, говорили: “Пойдем послушаем, как мальчик Джугашвили всех удивит своим голосом”. Когда Сталин в стихаре выходил на клирос и пел соло своим замечательным контральто, все были в изумлении.