Книга Руфь - Элизабет Гаскелл

Было только четыре часа пополудни, но многим постояльцам казалось, что уже около шести или семи, — так медленно тянулось время. Тут к гостинице подъехала валлийская повозка, запряженная парой бойких лошадей. У всех окон мигом появились зрители. Кожаный верх, покрывавший повозку, откинулся, и из нее выпрыгнул джентльмен. Затем он заботливо помог вылезти закутанной с головы до ног леди и провел ее в гостиницу, хотя хозяйка объявила, что у нее нет ни одной лишней комнаты.

Джентльмен — это был мистер Беллингам, — не обращая внимания на слова хозяйки, велел вынуть поклажу и расплатился с кучером. Потом, повернувшись лицом к свету, сказал трактирщице, которая уже начала говорить на повышенных тонах.

— Дженни, неужели вы настолько изменились, что прогоните старого друга в такой вечер? Если я не ошибаюсь, до Пентрвелса отсюда по крайней мере двадцать миль самой отвратительной горной дороги?

— Простите, сэр, я вас не узнала. Мистер Беллингам, если я не ошибаюсь? Но на самом деле, сэр, до Пентрвелса отсюда даже меньше восемнадцати миль. Это мы только берем с пассажиров за восемнадцать, а на самом деле и семнадцати не будет. А у нас все полно, мне, право, очень жаль.

— Ладно, Дженни, но вы ведь не откажетесь услужить старому другу? Спровадьте кого-нибудь из ваших постояльцев хотя бы в тот дом, что стоит напротив.

— Действительно, сэр, он не занят. А не лучше ли вам самим там устроиться? Я приготовлю вам там самые лучшие комнаты и пришлю даже кое-какую мебель, если мебель, которая стоит там, окажется вам не по вкусу.

— Нет, Дженни! Я останусь здесь. Вы, конечно, не доведете меня до такой крайности. Ведь я знаю, какая там грязь, в тех комнатах. Убедите перебраться туда кого-нибудь другого, а не такого старого друга, как я. Скажите, пожалуй, что я заранее написал вам и просил приберечь мне номер. О, я знаю, вы все устроите, вы ведь добрая душа!

— Хорошо, сэр, я постараюсь. Потрудитесь пока провести вашу даму в гостиную вон того номера. Там теперь никого нет: леди лежит в постели из-за холода, а джентльмен играет в вист в третьем номере. Я посмотрю, нельзя ли как-нибудь устроить дело.

— Благодарю, благодарю. Затоплен ли там камин? Если нет, так велите сейчас же затопить. Пойдем, Руфь!

Он провел ее в гостиную со сводчатыми окнами, выглядевшую в этот день мрачно и уныло. Но я видела эту большую комнату прежде, когда в ней все кипело молодостью и надеждами, в то время, когда солнце, облив пурпурным светом склон горы и скользнув по зеленым полям, освещало своими лучами маленький садик под окнами, наполненный розами и лавандой. Видела, но не увижу больше.

— Я не знала, что вы бывали здесь прежде, — сказала Руфь, когда мистер Беллингам помогал ей снять пальто.

— Да, года три тому назад я был здесь с товарищами. Мы провели больше двух месяцев в гостях у доброй Дженни, пока наконец нестерпимая грязь не прогнала нас отсюда. Но неделю или две прожить здесь можно.

— Но может ли она нас поместить, сэр? Она ведь сказала, что у нее все номера заняты.

— Ну и что? Я хорошо ей заплачу, а она извинится перед каким-нибудь бедолагой и выпроводит его в дом напротив. Это ненадолго: нам ведь нужен приют только дня на два.

— А почему мы не можем пожить в том доме сами?

— Чтобы нам носили кушанья через дорогу полуостывшими? Да еще и некого будет бранить за плохое приготовление! Ты не знаешь этих уэльских деревенских гостиниц, Руфь.

— Нет, но мне кажется, это не совсем честно… — начала Руфь тихо, но недокончила, потому что ее собеседник подошел к окну и принялся свистеть, глядя на дождь.

Воспоминание о том, как щедро платил мистер Беллингам, когда был здесь прежде, побудило миссис Морган наплести кучу лжи джентльмену и леди, предполагавшим прожить здесь до субботы. Они остались очень недовольны и пригрозили завтра же съехать, но хозяйка решила, что, даже если они исполнят свою угрозу, она не будет в большом убытке.

Покончив с хлопотами, хозяйка не без удовольствия уселась пить чай в своей гостиной, гадая насчет отношений мистера Беллингама к его спутнице.

«Конечно, она не жена ему, — думала Дженни, — это ясно как день. Жена привезла бы с собой горничную да и держала бы себя куда важнее, а эта бедняжка ни разу не раскрыла рта и тиха как мышонок. Ну да Бог с ними, молодость, молодость! И уж если папеньки да маменьки смотрят на них сквозь пальцы, так мне-то с какой стати вмешиваться?»

Вот так молодые люди остались на неделю наслаждаться этой живописной горной местностью. Для Руфи это было истинное наслаждение. Ей открывался новый мир. При виде гор, которые впервые предстали перед ней во всей красоте, душа Руфи поражалась прекрасному и величественному. Ее поглощало чувство какого-то смутного благоговейного восторга, но мало-помалу она полюбила горы так же сильно, как прежде благоговела перед ними. И по ночам она потихоньку вставала и украдкой пробиралась к окну полюбоваться на бледный лунный свет, придававший новый вид вечным горам, окружавшим деревню.

Они завтракали поздно, сообразно вкусам и привычкам мистера Беллингама, но Руфь поднималась раньше и выходила погулять по росистой траве. Жаворонок пел где-то высоко над ее головой, и она сама не знала, идет она или стоит, потому что величие роскошной природы поглощало в ней всякую мысль об отдельном индивидуальном существовании. Даже дождь доставлял ей удовольствие. Она садилась на окно в их номере и смотрела на быстрые потоки дождя, блестевшие на солнце, как серебряные стрелы. Ей очень хотелось выйти погулять, но она боялась рассердить мистера Беллингама, который обыкновенно располагался в такое время на диване и проводил длинные, скучные часы, ругая скверную погоду. Она любовалась пурпурным мраком покрытого вереском склона горы и бледно-золотистыми лучами солнца, порой скользившими по ней. Всякая перемена в природе имела свою особую прелесть в глазах Руфи. Но чтобы нравиться мистеру Беллингаму, ей следовало бы, напротив, жаловаться на непостоянство климата. Его бесили восторги и детская радость Руфи, и только ее грациозные движения и любящие взоры смягчали его досаду.

— Ну и ну, Руфь! — воскликнул он, когда проливной дождь заставил их просидеть все утро в комнате. — Можно подумать, ты никогда не видывала дождя. Просто одурь берет смотреть, как ты любуешься этой отвратительной погодой, с таким довольным лицом. В целых два часа ты не нашла сказать ничего забавнее или интереснее, чем: «О, как великолепно!» или «Над Мёль-Уинном подымается еще одно облако!»

Руфь тихонько отошла от окна и взялась за работу. Ей было досадно, что она не могла развлечь его. Как, должно быть, скучно человеку, привыкшему к деятельности, сидеть взаперти. Это вывело ее из забытья. Она думала о том, что могло бы заинтересовать мистера Беллингама. Пока она размышляла, он заговорил сам:

— Я помню, когда мы были здесь три года назад, целую неделю стояла точно такая погода. Однако Ховард и Джонсон играли в вист великолепно, а Уилбрэм недурно, так что мы прекрасно провели время. Умеешь ты играть в экарте, Руфь, или в пикет?