Книга Подземная канцелярия - Сергей Мусаниф

Мы выехали с терминала и встали в пробку. Метрах в пятистах впереди по курсу виднелась желтая крыша такси. Вполне возможно, что это было то самое такси, на котором я сюда приехал.

Воздух, временами задувавший в окно, был не менее горячим, чем в кабине, так что особого облегчения не приносил.

— Москва, — сказал Виктор Палыч, уловив мой недовольный взгляд. — Москва, етить ее в душу.

— В Европе лучше?

— А то как же. Дороги ровные, водители вежливые, гаишников вообще нету. Хорошо там, где нас нет, словом.

— А где же нас теперь нет? — поинтересовался я.

— И то правда, — сказал он. — В Германии на автобане от наших братков не пропихнуться.

— Угу, — поддакнул я и уставился в окно.

Поток машин в столице нашей нищей страны состоял из иномарок на девяносто процентов. Две трети иномарок были новыми, одна треть — «мерседесы».

Сейчас приготовьтесь. Вы выслушаете сентенцию об автомобилях в нашей стране и о нашем к ним отношении.

Автомобиль является средством передвижения в любой другой стране, но только не в России. Что нужно от своего автомобиля тому же англичанину или немцу? Чтобы он довез его из пункта А в пункт Б утром, в обратном направлении вечером и не сломался в пункте В, лежащем между первыми двумя пунктами. Но в нашей стране автомобиль это не просто вещь, которая возит вашу… бренную оболочку, в России все вещи на самом деле значат больше, чем это в них заложено изначально. Поэт в России больше чем поэт, а автомобиль — больше чем автомобиль. Это второй, а для кого и первый, дом, это — передвижной офис на колесах, где решаются деловые вопросы, это — показатель вашей успешности или неуспешности, это — продолжение вашего личного имиджа, это — место для общения и распития спиртных напитков,[1]наконец, это — место, где зарождается жизнь, и место, где она может угаснуть. Автомобиль есть символ независимости. Школьники угоняют машины своих папаш и катают на них девчонок. Студенты копят деньги и покупают ржавые «копейки» за двести долларов, и они счастливы тем, что приобщились к избранному кругу автовладельцев, так счастливы, что готовы кричать об этом на каждом углу. Пенсионеры в зависимости от вида деятельности, которым они занимались при активной общественной жизни, выбираются на свои дачи и огороды посредством горбатых «запорожцев» и новеньких «вольво». Интеллигенция, в основном инженеры и врачи, получившие вожделенные четырехколесные транспортные средства на своих предприятиях еще в советские времена, отчетливо понимают, что на этих машинах им ездить всю оставшуюся жизнь, а потом на них будут ездить и их дети, если не смогут избавиться от своей интеллигентности, а посему тщательно следят за своими неновыми «шестерками» и «семерками». Люди среднего достатка меняют автомобили раз в три-четыре года, крупные бизнесмены — раз в два года, бандиты — каждый год. Владельцы автосалонов — два раза в неделю.

Сентенция закончена.

Сентенции, составляемые мною мысленно в виде послания к далеким потомкам, не имеющим представления о жизни своих предков, то есть нас, помимо информативного имеют еще одно, весьма практичное свойство. Они помогают скоротать время.

Это я замечал неоднократно, заметил и теперь, потому что, как только закончилась сентенция, сразу же закончилась и пробка, и наш грузовик разогнался до крейсерской в это время дня скорости в сорок пять километров в час. Ветерок подул интенсивнее, что было приятно. По крайней мере он хоть подсушивал выступающий на коже пот.

Но, как известно всем людям, считающим себя цивилизованными и достаточно разумными, ничто хорошее просто не может длиться долго. Нам махнул своей волшебной палочкой кормящийся у обочины ментозавр, Виктор Палыч нажал на тормоз и вывернул руль вправо. Сентенцию, посвященную гаишникам, вы прочтете чуть ниже.

— Вот тебе и здрасте, — сказал Виктор Палыч, протягивая мне папку с документами и выразительно глядя в глаза. Ты, мол, сопровождающий, ты и иди разбираться.

Я вздохнул и пошел разбираться. О, как должно было икаться Славику в эту минуту!

Гаишник был стреляным калачом, или тертым воробьем, это как хотите. Был он солиден (то есть имел солидный живот, скрыть объем которого не могла даже портупея), лыс (то есть из-под фуражки не выбивалось даже намека на волосы) и сердит. Понять его было можно. На улице жарко, салон стоящей рядом служебной иномарки тоже нагрелся, машины только-только выезжают из пробки и водители не успевают ничего нарушить.

— День добрый, — сказал гаишник. Капитан такой-то, батальон такой-то чего-то там какого-то округа — я эту белиберду мимо ушей пропустил. Информационный фильтр у меня между ушами, как в компьютере. — Вы — водитель?

— Нет, я сопровождающий.

— Тогда я сначала с водителем поговорю.

— Как угодно.

Он обошел фуру и постучал в дверцу Виктора Палыча. Не знаю, о чем они разговаривали, но гаишника не было минут пять. Потом он вернулся, вытирая лоб платком. Жезл болтался на его правой руке.

— С машиной все в порядке, — сказал он. — Что везем?

Я протянул ему документы.

— Ага, — сказал он. — Консервы.

— Консервы, — сказал я.

— Из Венгрии, — уточнил он.

— Именно, — сказал я.

— Давайте посмотрим на ваши консервы, — сказал он. — Откройте свою лабуду.

Я сбегал к кабине, взял у Виктора Палыча ключи и открыл «свою лабуду». Гаишник заглянул внутрь.

— Ага, — удовлетворенно сказал он.

Я тоже заглянул.

Потом еще раз заглянул.

Снял солнцезащитные очки фирмы «Рей-Бан» и заглянул невооруженным глазом. Не помогло.

— Ну что ж, — сказал гаишник, и я понял, что мой дебют в роли сопровождающего груза закончился фиаско. — Консервы как консервы. Счастливого пути.

— Сп… спасибо, — сказал я и захлопнул дверь, чтобы он не бросил еще одного взгляда на эти консервы и не заметил вопиющего несоответствия, которого он, не знаю почему, умудрился не заметить с первого раза.

Он отвернулся и пошел к патрульной машине. Все еще не веря своему везению, я на негнущихся ногах подошел к машине и залез в кабину.

— Трогай, водила, — сказал я.

— Потрогал и офигел, — сказал Виктор Палыч, выжимая сцепление. — У тебя вид какой-то странный, браток.

— И есть тому причины, — сказал я. — Вот можете вы мне ответить на один вопрос?

— Это смотря на какой.

— Вы права свои давно получили?

— Да уж лет тридцать без малого.