Книга Бой под Талуканом - Николай Прокудин

Плотно пообедав и слегка вздремнув, мы принялись усовершенствовать оборону. Вокруг БМП вырыли ячейки для стрельбы лежа, насыпали брустверы спереди и по бокам, пушки развернули в разные стороны.

Я взял Якубова-младшего, и в сумерках мы отправились устанавливать «растяжки». К двум РГО привязал ниточки и протянул их через тропу, идущую к каналу. Хорошая граната для «сюрприза» сразу взрывается при падении, без всякого временного замедления.

Такой же «сюрприз» поставил и на тропе, ведущей в сторону кишлака, метрах в ста от него. Лишняя предосторожность не помешает. Надо было и в винограднике «сюрпризы» понатыкать, но какой-нибудь наш засранец еще голой задницей зацепится, вот будет неприятность-то!

Ночь стояла прекрасная: теплая и тихая. В десанте спать очень душно, и я лег под яблоней, разглядывая свои любимые звезды. В темноте кто-то возле самых ног пробежал, шурша листвой, и осторожно подошел к моему лицу, громко фыркая и любопытно принюхиваясь.

– Кыш, брысь, зараза! – испуганно заорал я, и дремота мгновенно улетучилась.

Существо испуганно метнулось в сторону, за ним побежал Свекольников.

– Что случилось? – продирая глаза, спросил из БМП Игорь. – Чего орешь?

– Ужас, привидится же такое сквозь сон! Только чуть-чуть задремал, а перед глазами стоит рожа черта. Большие уши, длинный нос, глазища черными пуговками, и обнюхивает мою физиономию.

– У тебя, наверное, крыша поехала. Скажешь тоже, черт. Наверное, крыса хотела поужинать кусочком твоего длинного носа.

– Жаль, что ты свой большой шнобель на траву не положил.

Тем временем Витька метался по кустам, с громким шумом и треском ломая ветки.

– Поймал, поймал! – заорал радостно солдат.

– Витька, на кой хрен нам крыса, шашлык из нее делать будешь? – поинтересовался Марасканов.

– Это не крыса, а ежик, товарищ старший лейтенант.

– Какой еще ежик? Я что, ежей никогда не видал? Нос у зверя длинный, как у дятла, урод какой-то, – удивился я.

– Это, товарищ лейтенант, пустынный ежик. Я таких зверьков у нас в Самарканде видел.

С этими словами солдат протянул мне панаму, в которой лежал колючий комок сантиметров двадцать в диаметре.

– Гляди-ка, какой большой! – восхитился я. – А ну, Витек, давай его выпустим в коробку из-под сухих пайков.

Ежик полежал минут пять, осмелел и потихоньку начал разворачиваться из клубка, затем встал на ножки, которые оказались довольно длинными. Чудной! Большие уши, длинный нос, тонкий хвост, как у крысы. Вот так еж! Ну и ну, пародия! Как в анекдоте про верблюда: «Это кто так лошадь излупил?»

– Свекольников, зачем он тебе, выпусти! – простонал, потирая распухшую ногу, взводный.

– Пусть в казарме крыс и мышей ловит. Хор-ро-ший! Е-е-ежик! – произнес восторженно солдат, протягивая зверьку кусочек сахара, но тот сразу свернулся и угрожающе зашипел.

– Ты к нему со всей душой, а он пока не понимает. Дикий, неукрощенный. Клоун у нас в роте есть, теперь еще дрессировщик ежей будет. Цирк «Шапито», – подвел итог Игорь и добавил – Всем спать! Кто не на постах, конечно!

* * *

Ночью зверек бегал по коробке и пытался найти выход. Чавкал, пережевывая кусочки мяса и каши, сопел, тяжело и грустно вздыхал.

Игорь тем временем мучился от сильной боли в ноге.

Утром Грымов приехал для осмотра наших позиций в сопровождении саперов. С ним был Томилин, который наложил Игорю тугую повязку. Сержант глубоко вздохнул, укладывая свою сумку после оказания помощи.

– Уеду до дому, кто вас лечить буде? Пропадете зовсим.

– Степа, свято место пусто не бывает, найдем еще лучше, не бурчащего и не философствующего, – улыбнулся я. – Еще попросишься обратно.

Ребята-минеры ушли за канал, поколдовали часа два и, избавившись от «сюрпризов», вернулись обратно.

– Что там, «духов» не видно? Оставили «подарки» врагам? – спросил Марасканов.

– Ага, заминировали выходы из кяризов. Им неприятно, а вам будет спокойнее, – ответил сапер, лейтенант Васин.

Эдуард попил чайку, почти не разговаривая с нами, и вернулся в машину. И вновь взвод дремлет в тишине и одиночестве.

* * *

Вечером Витька, вновь ползая в кустарнике, поймал ежика. Но другого, обыкновенного, как в России. Этот был с нормальными носом и ушками, короткими ножками и без длинного хвоста.

– Витька, ты что, собрался всех ежиков переловить? Зачем тебе это надо? – удивился Игорь.

– Прикормлю, будут жить у нас в роте. Они хорошие, интересные. Я их люблю.

– Ежелов! Ты, главное, связь не проспи с командиром роты. А не то ежа, любого из них на выбор, в задницу засуну!

Свекольников, грустно и тяжело вздыхая, поправил наушник радиостанции и продолжил наблюдать за зверьками. Вскоре он принес в коробку листьев, травы, набросал сухих груш, вишен и айвы.

– Витька, ты бы лучше так заботился о больном командире. Я ни айву сорвать не могу, ни к костру лишний раз сходить чаю попить. Нога ноет просто жутко. А ты угощенье несешь ежам. Нужно тебя, наверное, уволить из связистов и отправить часовым к «братьям» Якубовым.

– Нет, нет. Я буду заботиться о вас. Я и так беспокоюсь о вашем здоровье.

– Это в чем, интересно, выражается? – спросил Игорь.

– Переживаю.

– Переживаешь – это уже хорошо. А то я тебя на Гришку Рожкова поменяю, будешь его пулемет носить. Он хотя и «тормоз», но про чай не забудет. Намек понял?

– Понял, отчего же не понять.

Солдат сорвался с места и потрусил в сторону костра. Вскоре Свекольников вернулся с двумя глубокими мисками плова и голубцами в виноградных листьях.

– Кушайте на здоровье, товарищи офицеры!

– Черт, а мы совсем про обед забыли. Молодец! Ладно, оставайся при радиостанции, но не расслабляйся.

Голубцы были замечательными, но по поводу качества плова Игорь высказал ряд замечаний:

– Рис перетомили, не хватает морковочки, и суховат.

– Игорек, не гурманствуй. Ешь и радуйся, что это не перловка из банки.

– Ем и радуюсь. Но как сын этой восьмой дивизии и коренной «азиат», разбираюсь в этом блюде и сам отменно готовлю его.

– Как это понимать – сын дивизии? Сын полка – знаю, сын дивизии – не слышал. Да и староват ты для этого звания.

– Понимаешь, я родился в этой дивизии. Отец был замначальника дивизионной автошколы в Термезе – учебке автомобилистов. Вот тогда, в шестидесятых годах, там стояла наша дивизия, оттуда ее в Афган позднее перебросили. Так что мы с ней родственники, а я – настоящий сын дивизии.

– Ну а я, выходит, пасынок. Довелось два месяца служить на ее руинах, на базе того, что осталось после ее ухода «за речку». В гарнизоне позднее сформировали центр подготовки «пушечного мяса». Находился я там после окончания училища в пехотном полку, в степи, возле «моста дружбы». Офицеров в каждой роте было по два человека на должность, и в течение этих двух месяцев половину выпускников послали воевать, а остальных разбросали по округу. Пришлось почти год еще в Туркменской глуши гнить, «комара-пиндинку» кормить.