Книга Грезы об Эдеме. В поисках доброго волшебника - Джеймс Холлис

Вспомним о том, что эти имаго в основном составляет совокупность наших первичных ощущений, связанных с отношениями Мамы и Папы, и той психодинамики, которая существовала между ними. Вся эта совокупность ощущений давно и надолго превратилась в психическую крепость. При встрече с подходящими кандидатами происходит обмен энергией: по крайней мере, ее поток направляется от нас к ним, и иногда энергия возвращается обратно. Когда наша проекция достигает Другого и отражается обратно, мы ощущаем нечто похожее на резонанс, нечто напоминающее ощущение целостности; таким является один из способов нашего «возвращения домой», основанный на том, что мы воссоединились с самими собой и сами в себя влюбились.

Это вовсе не значит, что Другой не обладает объективными качествами в самом широком диапазоне: от доброты и красоты до способности причинять нам боль и сыпать соль на наши старые раны. Но, как уже отмечалось, мы не знаем и не можем как следует знать этого Другого, даже после продолжительного знакомства. А то, что мы «знаем», — это свой собственный опыт. В своем диалоге «Ми-нос» Платон утверждал, что все знания являются рас-познаванием (re-cognition). Мы рас-познаём то, что однажды уже познали и забыли, или вытеснили, или же отделили.

Это при-знание (re-knowing), вос-поминание (re-membrance), это рас-познавание (re-cognition) фактически представляет собой пере-открытие частей нашей личности, отзеркаленных Другим. Когда эти чувства взаимны, то играют виолончели, на небе вспыхивают зарницы, возрождается надежда, обновляется мир. А потом начинается процесс устранения взаимных проекций. Но ничто не причиняет такую боль, как осознание тщетности спроецированной надежды, ничто не наносит такого вреда, как возрождение этой надежды. Как раз это возрождение надежды и эта теневая природа влечения называется романтикой. Как это ни парадоксально, но именно такой поиск отзеркаливания Другим является основой психодинамики нарциссизма, который формируется вследствие недостаточного эмоционального отзеркаливания ребенка любящим и заботливым родителем.

Одна пациентка рассказывала мне, что ее страдавший нарциссическими расстройствами отец просто «влюбился в себя», посмотрев снятые ею видеофильмы. Он вернулся во Флориду, взяв копии этих фильмов со своим участием и регулярно на себя смотрел. Она размышляла о том, что ее жизнь была бы совершенно иной, если бы он больше смотрел телевизор, а не использовал свою маленькую дочь в качестве отзеркаливающего объекта.

Люди, искренне верящие в идею романтических отношений, безусловно, со мной не согласятся, но при этом они будут оставаться во власти иллюзии о существовании Доброго Волшебника. Читатель, нахмурившись, спросит: «Но разве в жизни не существует романтики? Неужели нет ничего, что сделало бы жизнь увлекательной и интересной?» Конечно, есть! Как раз в этом и заключается вся прелесть проекции.

Несомненно, что никакие написанные здесь слова и фразы не смогут остановить процесс проецирования, если мы не сможем полностью себя осознать. Если мудро посмотреть на историю своих отношений, нам придется признать, что в начале их мы находились в одном состоянии, а в конце — в совершенно другом. Если бы человек мог непрерывно сохранять такое состояние романтического возбуждения, он бы, наверное, предпочел в нем остаться, но это невозможно. (Мне вспоминается, как буддиста Алана Уоттса спросили, почему он не может все время оставаться в состоянии сатори. Он ответил: «Потому что этого не выдержит кровеносная система».) Психическую энергию нельзя остановить — она постоянно находится в динамике: движется, возникает, исчезает, появляется в другом месте — именно поэтому древние греки считали Эроса самым юным богом. Разумеется, радость от присутствия Другого, доверие, заботливое внимание и согласие могут длиться долго. Мы знаем слово, которое обозначает это продолжительное чувство; это слово — любовь. Она не столь иллюзорна и заразительна, как романтическая влюбленность, зато обладает способностью длиться.

В конечном счете, благополучие и перспектива любых близких отношений будут зависеть от желания каждого партнера взять на себя ответственность за вертикальные оси — за отношение к своему бессознательному материалу. Представляется, что это логично и даже легко сделать, но оказывается, что нет ничего труднее. Основное бремя, которое ложится на любые отношения, вызвано и нашим нежеланием взять на себя ответственность, и огромными масштабами стоящей перед нами задачи.

Требуется немало мужества, чтобы задать фундаментальный вопрос: «Из того, что я хочу от этого Другого, что я должен сделать для себя сам?» Например, если я хочу, чтобы Другой позаботился о моей самооценке, то мои ожидания направлены не по адресу. Если я жду, что Другой будет добрым родителем и позаботится обо мне, значит, я еще не слишком взрослый. Если я жду, что Другой избавит меня от страхов и ужасов во время жизненного странствия, значит, я уклоняюсь от главной задачи и основной причины моего пребывания на земле.

Мы должны спросить себя относительно каждой проекции: «Что это говорит обо мне?» И все, что мы спрашиваем о Другом, нам нужно спросить о себе. В силу бессознательного происхождения проекций потребность в такой работе обычно появляется только из-за страданий, возникающих при ослаблении проекции. Вместе с тем только взяв на себя решение героической задачи освобождения Другого от своих проекций, мы можем сделать для него максимум возможного — полюбить его. Как однажды заметил Махатма Ганди: «Трус не может проявлять любовь; это прерогатива смелых». Проецирование, растворение в другом, «возвращение домой» происходят без особых усилий; полюбить непохожесть на себя другого — это проявление героизма. Если мы действительно любим Другого как Другого, значит, мы геройски взяли на себя ответственность за свою индивидуацию и свой жизненный путь. Такой героизм вполне заслуживает того, чтобы называться любовью. Блаженный Августин так выразил эту мысль: «Любить — значит желать жизни другому».

В таком представлении о любви истина выражена в форме оксюморона: истинная любовь лишена «заинтересованности». Она лишь позволяет поддерживать Другого в той мере, чтобы он оставался Другим. Швейцарский теолог Карл Барт назвал Бога «Совершенно Другим». Но тогда возлюбленный также является Совершенно Другим. Такое почитание Другого теоретически кажется очевидным, но на практике ему всегда противостоит наша слабая, испуганная натура.

Надежда на «возвращение домой» глубоко запрограммирована в нашей психике травматическими событиями, происходившими в нашей жизни. Но, посмотрев вокруг, мы можем убедиться в том, что именно эта надежда становится главным препятствием к достижению близости в межличностных отношениях. Таким образом, каждый из нас находится между двух огней: с одной стороны, глубоко запрограммированное стремление к слиянию с Другим; с другой — внутренняя потребность в отделении и индивидуации. Это напряжение между противоположностями будет существовать всегда. Поддерживать данное напряжение и сделать его доступным сознанию — такова нравственная задача обоих партнеров в любых близких отношениях, требующая приложения сознательных усилий и титанической воли.

Как только человек избавится от этой великой, глубоко спрятанной программы, которая управляет всеми людьми и определяет их индивидуальные истории, он может ощутить безграничность своей души. Если у нас хватит мужества сказать: «В конечном счете ни один человек не может дать мне то, чего я хочу; это могу сделать только я сам», — то мы будем свободно прославлять отношения за то, что они могут дать[32]. Но парадокс заключается в том, что Другой может быть средством, позволяющим человеку ощутить безграничность своей души и пройти часть процесса индивидуации.