Книга Гений войны Кутузов. «Чтобы спасти Россию, надо сжечь Москву» - Яков Нерсесов

Интересно, что ружейный залп, гулко грохнувший во рву Венсеннского замка под Парижем и унесший жизнь безвинного принца Энгиенского, по-разному отозвался при монархических дворах Европы. Так, соседнее с Францией маркграфство Баден предпочло «не делать из мухи слона». В Вене и Берлине повозмущались лишь для вида. Более всего «возбудился» «наш ангел», который поставил на заседании Госсовета вопрос о немедленном разрыве и войне с Францией.

…Кстати сказать, не все в ближайшем окружении молодого русского царя были согласны с ним в необходимости войны с Францией. Так, весьма влиятельный граф Николай Петрович Румянцев, член Госсовета, весьма дальновидно говорил Александру I, что не видит необходимости немедленно развязывать войну из-за гибели иностранного принца: «…соображения сентиментального порядка никак не могут быть допущены в качестве мотива для действий… Произошедшее трагическое событие никак прямо не касается России, а честь империи никак не задета…»

У российского императора появился долгожданный повод для войны с «корсиканским выскочкой», и он постарался использовать его на все 100 %, выступив перед всей монархической Европой в качестве главного поборника права, вожака нового крестового похода против «богомерзкого» революционного режима. А после того, как Бонапарт недальновидно дал понять через своего министра иностранных дел Талейрана, что «отцеубийце» негоже судить о внутренних делах чужого государства, российский император смыслом своей жизни, мотивом всех своих действий сделал только одно – уничтожение Наполеона. Как констатировали люди, хорошо знавшие своего государя, «…Александр был злопамятен и никогда в душе своей не прощал обид, хотя часто из видов благоразумия и политики скрывал и подавлял в себе это чувство». Несмотря ни на какие геополитические интересы, несмотря на явное нежелание европейских монархов влезать в очередную войну с непобедимым генералом Бонапартом, несмотря на надменность туманного Альбиона, у которого, повторимся, «никогда не бывает постоянных союзников, а только постоянные интересы», русский царь будет заниматься эскалацией войны (Англия уже почти год была в состоянии войны с Францией), делая все возможное и невозможное для этого. Очень долго австрийский и прусский дворы осторожничали, прикидываясь «глухонемыми». Наконец прусский король откровенно заявил, что «…только непосредственные действия Франции против территории Пруссии заставят меня взять в руки оружие». Но российский самодержец не унимался и пошел на все условия прагматичного первого министра Великобритании Уильяма Питта-младшего, только бы затеять большую «войнушку» против ненавистного ему удачливого и популярного генерала Бонапарта. «Помогать какой-нибудь стране – означает самый удобный способ завладеть ею», – съязвил высокомерный Питт и заключил англо-русский союз против Франции. Примечательно, что обещанные субсидии британцы выплатили России не полностью и с опозданием, а свои сухопутные силы не выставили вовсе. Впрочем, мнение о боеспособности британской армии в ту пору в континентальной Европе было весьма низкое.

Так или иначе, но столь желанная для российского императора большая война в Европе против «корсиканского выскочки» началась.

Глава 13

Австрийская кампания русских началась!

Пока Наполеон готовился разобраться с главным австрийским стратегом генерал-квартимейстером Макком фон Лайберихом на берегах Дуная, в Санкт-Петербурге гвардия русского царя-самодержца уже окончательно подготовилась к войне с Бонапартом. Прямо со смотра на Измайловском плацу она бравым маршем под началом царского брата великого князя Константина Павловича двинулась в поход на запад. Вслед за гвардейскими полками Северную Пальмиру покинул и сам Александр I. Его сопровождала свита в лице обер-гофмаршала графа Толстого, генерал-адъютантов графа Ливена и князя Волконского, управлявшего министерством иностранных дел Чарторыжского (Чарторыйского) и тайных советников – графа Строганова с Новосильцевым.

Небольшой «передовой отряд» вооруженных сил Российской империи в лице Подольской армии (по формулярным спискам – 53 397 человек, хотя в исторической литературе часто уменьшают эту цифру до 49 357 человек, и 327 орудий) под началом догнавшего ее в местечке Мысленице генерала от инфантерии Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова еще 25 августа ушел в поход на запад из местечка Радзивиллов (неподалеку от совр. Львова). По плану, досконально разработанному в Вене, войска Кутузова шли к Браунау на р. Инн (Лемберг, Тарнов, Тешен, Кремс). Им предстоял длительный марш длиной в 900 верст. Армия была разбита на шесть колонн (из всех родов оружия), передвигаясь на расстоянии одного перехода.

А вот остальные, немалые силы российского императора, предназначенные для войны с Бонапартом, все еще не пришли в движение. Для воздействия на колеблющуюся Пруссию к ее границам были придвинуты почти 150 тысяч штыков и сабель проверенного «екатерининского» генерала от кавалерии Ивана Ивановича Михельсона (1740–1807) – участника Семилетней войны (1756–1763), 1-й Русско-турецкой войны (1768–1774) и отличившегося при Ларге и Кагуле, но вошедшего в русскую историю как победитель «маркиза» Пугачева. Именно он не дал А. В. Суворову «запятнать» себя разгромом и поимкой вора и бандита Емельки Пугача. И амбициозному «русскому Марсу» пришлось довольствоваться малым: транспортировкой самозваного «анпилатора» по инстанции. Эти силы при этом разделялись на: 48–50-тысячную Волынскую армию генерала от инфантерии графа Ф. Ф. Буксгевдена, располагавшуюся в районе Брест-Литовска, 40–48-тысячную Северную армию генерала от кавалерии барона Л. Л. Беннигсена в окрестностях Гродно-Таурогена и неподалеку от нее – 50–56-тысячную Литовскую армию генерала И. Н. Эссена 1-го. Все они были в полной готовности и лишь ждали приказа.

Со стороны Турции – с юга – их прикрывал 20-тысячный корпус генерала Тормасова. Помимо этого готовился к отправке по морю в Шведскую Померанию отдельный 16–20-тысячный корпус генерал-адъютанта, графа П. А. Толстого (1769–1844), а в Неаполь – еще и 12-тысячный корпус генерал-лейтенанта Р. К. Анрепа.

По дороге на войну Александр I получил неприятное известие, что прусский король Фридрих-Вильгельм III категорически отказывается пропустить русскую армию через территорию своего государства и будет сопротивляться любой попытке это проделать. Для российского императора, который был в полной уверенности, что, очаровав супругу прусского короля томную и восхитительную Луизу, он «решил все проблемы» с Пруссией, это было полной неожиданностью. В какой-то момент Александр I собрался было решить вопрос силой, т. е. по сути дела развязать войну с Пруссией, но затем все обошлось. Пока его «эмиссар по особо секретным делам» ловкач князь Петр Петрович Долгорукий «выкручивал руки» в Берлине прусскому королю-строптивцу, Бонапарт совершил «детскую ошибку» на западной границе Пруссии. Он, невзирая на протесты прусского короля, перебросил свои корпуса Бернадотта и Мармона через территорию прусского анклава в Анспахе. Фридрих-Вильгельм III от такой наглости «корсиканского выскочки» «озверел душой» и не только согласился на проход русских войск по его территории, но приказал привести в боевую готовность и передвинуть к своим западным границам свою армию. Так Бонапарт, сэкономив несколько дней марша для частей Бернадотта и Мармона, вооружил против себя еще и прусского короля.