Книга Хуш. Роман одной недели - Ильдар Абузяров

– Какого осла? – не понял Мурад.

– Сам ты осел! – разозлился дядя и бросил трубку.

5

А возможно, эта история началась позднее. Когда дядя позвонил еще раз и сказал, что ему надо срочно уехать в другой город. В Москву. Это займет пару дней. Это очень важная встреча, и она связана с безопасностью его бизнеса.

– Возьми меня с собой, – попросил Мурад, скорее по инерции. О Москве, как и о Петербурге, он слышал много интересного из телевизора, которым уже успел пресытиться, ожидая дядю. Уж лучше один раз побывать, чем сто раз увидеть. А еще ему очень не хотелось оставаться одному в большом и пустынном городе. И в доме.

– Не могу. Я буду встречаться с очень важными, большими людьми.

– Я в машине посижу. – Мураду очень хотелось подольше покататься на дядином «Мерседесе».

– Даже в машину не могу, Мурадик. Со мной поедут люди из службы безопасности. – Из какой безопасности, из своей личной или федеральной, дядя не сказал. – Мы будем решать важные вопросы. К тому же я всего на день. Одна нога там а другая уже завтра здесь. А когда я вернусь, мы с тобой устроим божественное мероприятие из твоего пребывания, ну просто фисташковый фейерверк.

– А что мне пока делать, дядя?

– Займи себя сам чем-нибудь. Что ты, маленький, что ли, Мурад? Ведешь себя, как не мужчина. – И, секунду помолчав, добавил: – Можешь попробовать поискать дух Петербурга сам.

– А где?

– Чаще всего он находится под пролетом мостика Зимней Канавки, что рядом с Эрмитажем, чуть правее, если стоять на берегу Невы лицом к двум ростральным колоннам, а к Эрмитажу спиной.

– Что такое Эрмитаж? – спросил Мурад.

– Это приют странников, гостей, пилигримов, одним словом, тех, кто ищет дух Петербурга, – полушутя пояснил дядя, – непутевых бродяг, лентяев и сонь, как и ты, – усмехнулся он, – что хотят общаться не с хлебом, а с духами. Хотя и не всегда их находят.

– Приют, – повторил про себя Мурад. – Приют, – повторил он для себя и про себя.

– Ладно, мне надо ехать. За тобой присмотрит моя жена. Слушайся ее, как маму. Я позвоню вам из Москвы вечером.

– Хорошо.

– Постой, постой, постой! У тебя деньги-то есть?

– Есть, – гордо ответил Мурад, вспомнив, что матушка снабдила его аж двумястами рублями.

– Если вдруг понадобятся, возьми в верхнем ящике моего стола в кабинете. Или в тумбочке в спальне.

– Есть! – то ли огрызнулся, то ли отдал честь старшему по возрасту Мурад.

6

Позавтракав, Мурад вышел на улицу. И опять его поразили совершенная красота и нереальность окружающих зданий. Но еще более поразили красота и нереальность самого воздуха. Самого ощущения сумрачного утра и света. Дымка над Невой. Облака над головой. И сизый лед под ногами.

Окутанный и опоясанный красотой города, Мурад решил идти пешком, несмотря на промозглый ветер. Точнее, не идти, а плыть. Легкая ветровка с капюшоном надувалась и пузырилась, как парусина на мачте его тонкого костлявого тела. Порой он никак не мог понять, где находится: на мосту или на набережной канала?

Когда же он, наконец, с помощью подсказок гидов, что зазывали его на кораблики, шхуны и суденышки различных мастей на каждом шагу, все-таки дошел до мостика у Эрмитажа и встал под него, его хрупкое подростковое тело сотрясало от леденящего душу восторга. Зачем садиться на лодочки и ботики, если ты и так плывешь и твоя голова расплавляется в обжигающих потоках холода? И соединяется с металлической гладью воды и неба, образуя тот особый сплав, в котором ты теряешь себя самого. И все выглядит слишком нереально, словно чудо-дворец мираж-эрмитаж в расплавленном воздухе пустынных одиноких зданий, таких же грандиозных, как вершины в его, Мурада, стране гор.

Очарованный Мурад пошел дальше вдоль каналов и шел до тех пор, пока то ли в клубах пара изо рта, то ли в дымке над молочно-пепельной водой серого гранитного блюдца очередного канала перед ним не возник его меддах. Возник и не думал исчезать, несмотря на то, что Мурад несколько раз зажмуривал глаза. Сказитель стоял на мосту, перегнувшись через перила, и кормил хлебом уток, кидая крошки в каменную чашу с дрожащей от ветра водой. Едва намечающаяся белая корка-пенка льда напоминала Мураду сливки. И, словно в подтверждение тому, рядом со сказителем собралась стая кошек, хищно изогнувших спины и раскрывших пасти, словно хотели дотянуться зубами то ли до молока в граненой емкости, то ли до подплывших вплотную уток.

7

Эти создания выглядели очень странно и мордами напоминали скорее молодых львов, а вытянутыми туловищами – горных козлов; змеиными хвостами они словно отбивались от своих искаженных водой отражений.

– Ну же! – подтолкнул Мурад. – Где твоя чудо-юдо история?

– Это химеры, – сказал меддах, не поворачивая лица к Мураду. – Ты чувствуешь, как они опустошают город жарким пламенем своего дыхания? Как они разрежают и переплавляют воздух?

– Да, – выдавил из себя Мурад.

– Однажды, – прошептал меддах, – один мальчик не по своей воле отправился в дальнюю страну и попал в город смерти. В город, из разломов и болот которого выходят странные одурманивающие пары. Стоило этому мальчику выйти погулять к сфинксам и пирамидам, как его оглушили эти газы почти до потери рассудка. И тогда он узнал, точнее, ощутил кожей, что такое дух Петербурга. Узнал, вдохнув его привкус смерти и сумасшествия.

– Как его звали? – спросил Мурад чуть слышно.

– Его звали Юсуф! – ответил меддах. – Потому что он и был Юсуфом. Потому что я хочу тебе рассказать о Юсуфе, судьба которого, впрочем, схожа с судьбой Юсуфа Прекраснейшего, историю которого наш Пророк советовал записывать и пересказывать другим, потому что это самая поучительная и самая прекрасная история, какая только была на земле, как сказано в Коране… А наш Юсуф не угодил своим братьям потому, что родился не красивым и стройным, а, наоборот, слишком тщедушным и никчемным. И был брошен ими в колодец этого города, чтобы уже никогда из гадкого утенка не превратиться в прекрасного лебедя. И только здесь, в колодце, на дне, близко к болотам и земным разломам, он уловил дух этого города. Дух сырости, нищеты, одиночества, болезни и смерти… – Ты хочешь слушать эту историю? – помолчав, спросил меддах.

– Да.

– Тогда вступай на этот мостик и следуй за мной в этой истории. Но сначала я открою тебе всю химерическую сущность этого города.

8

Дальше Мурад только слушал, зажмурив глаза и затаив дыхание. Он почти ничего не говорил, стараясь не упустить ни слова из сказанного меддахом, речь которого ветер то доносил до слуха, то заглушал своим порывом.

Он слушал историю о городе. О его величии и убожестве. О дворцах из серого мрамора и гранита, граничащих с хибарами бедняков, с трущобами-хрущобами из серых панелей и блоков. Они, словно северный балтийский флот, проплывали мимо Мурада из Питера к острову Цусима: Юсуповский дворец, что на Мойке, форт голландской слободы за ним дворец Великого Князя Алексея Александровича Цусимского, с гостиными в стиле Тюдор и коллекцией китайского и японского фарфора.