Книга Мир мог быть другим. Уильям Буллит в попытках изменить ХХ век - Александр Эткинд

К примеру, если (продолжая это спорное упражнение) представить себе Сибирское государство, с его гигантскими ресурсами и потенциальными рынками, политическим союзником и торговым партнером дружественных тогда США и Японии, в таком мыслимом мире не случилось бы, возможно, ни Великой Депрессии, ни Перл Харбора. В таком мире случилось бы, конечно, многое другое, но здесь наш опыт альтернативной истории стоит приостановить. В 1918 и 1919 годах сами большевики недооценивали свою силу, организационные способности и привлекательность того решения, которое они предлагали обездоленному миру; тем труднее упрекать их врагов, гордившихся своими стратегическими способностями – Ллойд Джорджа, Черчилля, Вильсона, – в том, что они не были способны предсказать течение европейской истории на несколько лет (или даже месяцев) вперед. Но правда, для судеб мира не было ничего страшнее, чем после кровавой победы над германским «милитаризмом» позволить огромной неспокойной Российской империи консолидироваться под властью фанатичных, никем не признанных и потому ничем не ограниченных радикалов. Тяжко ошибившись именно в той области, которую они считали своей компетенцией, Ллойд Джордж и его коллеги принесли миру ХХ век.

Если Клемансо со своим суеверным страхом перед большевиками был смешон, то трагически просчитавшийся Ллойд Джордж скорее жалок. Но в тот момент, весной 1919-го, оба они наслаждались собственным величием. Демократические лидеры воюющих стран, они обеспечили им не только победу над врагами, но и международное признание того, что в развязывании этой войны были виновны враги. За признанием вины следовало многое: разоружение врагов, расчленение их территорий, передача странам-победительницам новых земель в Европе и мире, финансовые компенсации. И тот факт, что основные союзные державы, Франция и Англия, победили не одни, но с помощью Америки и России, только усиливал радость европейских победителей: окраинные державы внесли в победу очень много, но получили от нее мало или ничего, и все аннексии и контрибуции достались их европейским союзникам. Победа оказалась выгодной исключительно Британской и Французской империям, будто их лидеры так ее и задумали.

И все же в провале переговоров с Москвой, как и вообще в судьбе Версальского мира, Буллит обвинял лично Вильсона. По его мнению, американский президент не просто ошибся в политических расчетах; под конец Парижских переговоров он предал собственные убеждения, публично и многократно высказанные им со всей красноречивой силой вильсоновского идеализма. «Жизнь была бы иной, если бы Христос покаялся, когда он стоял перед Пилатом. Когда Вильсон сдал свои позиции в Париже, сама западная цивилизация сдвинулась в сторону, о которой неприятно размышлять… Вильсон замечательно проповедовал и восхитительно обещал, а потом устранился… Западный мир не скоро забудет эту трагикомическую фигуру» [42].

Буллит прав, в предсмертной капитуляции Вильсона, предавшего собственные обещания миру, много и ужасного, и смешного. Но надо помнить и то, что «Четырнадцать пунктов», с которыми Америка вступила в войну, в которые поверил мир и на основании которых прекратила войну Германия, были созданы интеллектуалами – Хаусом, Липпманом и профессорами из «The Inquiry» – и лишь озвучены Вильсоном. Лига Наций была его идеей, а от принципов Хауса (мир без аннексий и контрибуций, признание равной ответственности за войну, Россия как лакмусов тест доброй воли и т. д.) Вильсон легко отказался, как только кончилась его многолетняя дружба с Хаусом.

17 мая 1919 года Буллит подал в отставку. Его официальное письмо Вильсону – один из самых красноречивых документов в истории международных отношений: «Я был одним из миллионов, кто искренне верил в Ваше лидерство и в то, что Вы приведете нас к миру, основанному на “бескорыстной и беспристрастной справедливости”… Но наше Правительство согласилось с тем, что народы мира подвергнутся новым актам подавления, порабощения и расчленения – новому столетию войны. … Россию, которая была “пробным камнем доброй воли” для Вас так же, как для меня, даже не пытались понять. Несправедливые решения Конференции… делают новые международные конфликты неизбежными. Я убежден, что Лига Наций будет неспособна предотвратить эти войны, и что в них будут втянуты Соединенные Штаты… Я сожалею о том, что Вы не смогли довести нашу борьбу до ее конца и что Вы не смогли поверить миллионам людей разных наций, которые верили в Вас, как верил в Вас я» [43].

Вильсон не ответил на это письмо, и Буллит передал его в газеты. «Нью-Йорк Таймс» еще цитировала его слова о том, что он поедет на французскую Ривьеру и там, лежа на песке, будет смотреть, как мир проваливается в ад. В письме Хаусу от 17 мая Буллит пояснял, что протестует своей отставкой не против того, что его российские предложения проигнорированы Версальским договором, а против этого договора в целом. Из письма ясно, что Хаус предлагал Буллиту остаться в Госдепартаменте. Формальную отставку он получил от госсекретаря Лансинга, который вряд ли был доволен поведением своего подчиненного. Ирония состояла в том, что Лансинг тоже не был удовлетворен ходом и результатом парижских переговоров; он писал потом, что в те дни пять ведущих экспертов американской делегации направили ему письма протеста против текста Версальского договора. В парижских дискуссиях Вильсон говорил, что заключенный мир несовершенен, но Лига Наций сможет исправить его недостатки, поэтому главное в том, чтобы ее создать; Лансинг почтительно возражал, что, согласно разработанному Вильсоном уставу, державы-победительницы будут иметь право вето, и потому Лига никогда не сможет сделать Версальский мир более справедливым. Вильсон и Хаус подбирали внешнеполитический аппарат под дорогую для них идею справедливого мира, который кончит все войны, – идею, которая одна оправдывала само участие Америки в войне. Поэтому парижскую «капитуляцию» Вильсона, которая предавала эту идею, осуждали многие его подчиненные. Никто, однако, в американской делегации не позволил себе выразить осуждение публично, как это сделал молодой Буллит. Сам Лансинг ушел в отставку почти годом позже Буллита, в феврале 1920-го.

В британской делегации, однако, был молодой человек, который подал в отставку почти тогда же (26 мая), что и Буллит, и по тем же мотивам: то был молодой Джон Мейнард Кейнс. Книга Кейнса «Экономические последствия мира» имела необыкновенный успех: за шесть месяцев разошлись сто тысяч экземпляров. Эта книга убедила многих, что проблема Вильсона была не в том, что он отказался от традиционного американского изоляционизма, а в том, как именно он сделал это. Кейнс и Буллит сходно понимали американского президента и его злополучное вмешательство в судьбу Европы; Буллит написал подробную и восторженную рецензию на «Экономические последствия мира», а годы спустя давал читать ее Фрейду. В этой книге Кейнс описывал Парижскую мирную конференцию как «сплошной кошмар». Показывая с цифрами в руках, что аннексии нарушат хозяйственную жизнь Европы, а Германия не сможет платить контрибуции, Кейнс предсказывал, что подписанный в Версале несправедливый мир станет причиной новой, еще более кровавой войны в Европе. То будет «последняя европейская гражданская война между силами Реакции и отчаянными судорогами Революции, в сравнении с которой померкнут ужасы недавней Германской войны» [44]. Редко какой прогноз бывал более точен. Виновником провала Парижской конференции Кейнс считал Вильсона и его «моральный коллапс», который стал «одним из решающих моментов мировой истории». Победители и побежденные верили «Четырнадцати пунктам» Вильсона; Кейнс специально показывал, что проигравшие войну страны «Оси» соглашались не на безусловную капитуляцию, но на перемирие на основе этих тезисов Вильсона. К тому же Кейнс со знанием дела объяснял, что в момент переговоров европейские союзники полностью зависели от американской помощи, причем не только от финансового кредита, но и от поставок продовольствия. При всем своем идеализме Вильсон имел тогда реальную власть над Европой.